Лионесс: Сад принцессы Сульдрун

В глазах Сульдрун герб над каждым креслом свидетельствовал о внутреннем характере, присущем креслу, о его неповторимых, очевидных и сложных качествах. Одно кресло отличалось склонностью к непостоянству и уклончивой обманчивости, притворяясь при этом изящным и чарующим; другое внушало ощущение фаталистической, осужденной на гибель безрассудной отваги. Сульдрун распознавала в эмблемах десятки разновидностей угрожающей жестокости и по меньшей мере столько же безымянных эмоциональных эманаций, не поддававшихся словесному описанию, но вызывавших мимолетные приступы головокружения, покалывание мурашек, бегущих по коже, или даже эротические поползновения — преходящие, приятные, но чрезвычайно странные. Иные кресла любили Сульдрун и защищали ее; от других исходило темное излучение опасности. Сульдрун маневрировала среди массивных воплощений прошлого с нерешительной осторожностью. Останавливаясь на каждом шагу, она прислушивалась к неразличимым отзвукам и пыталась проследить за тайным перемещением и преображением приглушенных оттенков. Сидя в настороженном полусне в глубине любившего ее кресла, Сульдрун становилась восприимчивой к непостижимому. Переговоры беззвучно бормочущих голосов почти приобретали отчетливость — древние кресла совещались, вспоминая трагедии и торжества былого.

В конце зала от потолочных балок до самого пола спускалась подобно занавесу темно-красная шпалера, вышитая черной эмблемой Древа Жизни. Разрез в тяжелой ткани позволял проникнуть в так называемый Уединенный покой — темное и сырое помещение, наполненное запахом вековой пыли. Здесь хранилась всякая церемониальная утварь: чаша, вырезанная из алебастра, кубки, кипы каких-то облачений. Сульдрун не нравилось задерживаться в этом чулане, он казался ей тесным и безжалостным — здесь замышлялись и, наверное, совершались жестокости, оставившие после себя неуловимую дрожь в воздухе.

Время от времени дворцовые залы теряли пугающую привлекательность; в такие дни Сульдрун поднималась к парапетам Старой Крепости, откуда открывался вид вдоль Сфер-Аркта и всегда можно было заметить что-нибудь любопытное: приближающихся и удаляющихся путников, фургоны, груженые бочками, тюками и корзинами, бродячих рыцарей в помятых доспехах, вельмож в окружении охранников и слуг, нищих попрошаек, странствующих грамотеев, жрецов и пилигримов, принадлежавших к дюжине различных сект, сельскую знать, заехавшую в город, чтобы купить добротную ткань, специи или какие-нибудь безделушки.

К северу Сфер-Аркт протискивался между скалистыми громадами Мейгера и Якса — окаменевших великанов, помогавших королю Зольтре Лучезарному углубить гавань Лионесса; со временем великаны стали предаваться буйным выходкам, за что волшебник Янтарь превратил их в отроги гор. Так, по меньшей мере, гласило местное сказание.

С парапетов Сульдрун видела гавань и чудесные корабли из дальних стран, поскрипывавшие у причала. Ей хотелось сбегать на набережную, но такая вылазка вызвала бы бурю упреков со стороны леди Могелины: принцессу могли пристыдить в приемной королевы или даже в грозном присутствии короля! Сульдрун не испытывала ни малейшего желания встречаться с родителями — королева Соллас в ее воображении была не более чем повелительным голосом, исходящим из волнующегося каскада ажурных шалей и атласных риз, а король Казмир — строгой, как парадный портрет, физиономией с выпуклыми голубыми глазами, золотисто-рыжей бородой и золотой короной на золотисто-рыжих кудрях.

Привлекать раздраженное внимание ее величества или, тем более, его величества ни в коем случае не следовало. В своих изысканиях Сульдрун ограничивалась пределами Хайдиона.

Когда Сульдрун исполнилось семь лет, королева Соллас снова забеременела и в положенный срок родила мальчика. Испытывая меньше опасений, на этот раз королева перенесла роды легче, чем при появлении на свет своей дочери. Королевского сына нарекли Кассандром; в свое время ему предстояло стать Кассандром Пятым, королем Лионесса. Он родился в прекрасный летний день, и посвященные этому событию празднества продолжались целую неделю.

В Хайдионе принимали знатных гостей со всех концов Старейших Островов. Из Дассинета прибыл принц Отмар с супругой, аквитанской принцессой Юлинеттой, и с ними окруженные свитами герцоги Атебанасский, Хелингасский и Утримадакский. Из Тройсинета король Гранис прислал своих братьев, принцев Арбамета и Осперо, а также Трюэна, сына Арбамета, и Эйласа, сына Осперо. Из Южной Ульфляндии приехал великий герцог Эрвиг, соблаговоливший привезти новорожденному наследнику подарок: великолепный ларец из красного дерева, инкрустированный багряным халцедоном и лазурью. Скрывающийся от неумолимых ска старый Гаке, король Северной Ульфляндии, не смог прислать никаких представителей. Даотский король Одри прислал делегацию знатных послов и дюжину слоников, вырезанных из слоновой кости… — и так далее, и тому подобное.