Лёлишна из третьего подъезда

Наша программа подходит к концу. Начинаем очередной номер.

Лёг спать дедушка.

Привязанный цепочкой к батарее центрального отопления, спал на подстилке Хлоп-Хлоп.

В соседней комнате растянулся на ковровой дорожке Чип.

Хлоп-Хлопу снился Петька — будто они с ним соревнуются, кто дальше плюнет.

Чипу пригрезилось: бегает он по лесу, а под каждым кустом и деревом лежит или кусочек сахара, или кусочек мяса.

А на кухне горел свет — за окном давным-давно была ночь.

На кухне сидели Эдуард Иванович и Лёлишна. Они шептались.

Прыгала крышка на давным-давно закипевшем чайнике. А они давным-давно шептались, склоняясь над столом.

Заскулил Хлоп-Хлоп, ему нужно было в туалет. А его не слышали. Он заскулил громче.

Проснулся Чип и зарычал.

Дедушка проснулся, испугался и с головой спрятался под одеяло.

А двое на кухне ничего этого не слышали. Шептались.

Чип пожалел мартыша, подошёл к нему и спросил (конечно, на зверином языке):

— Чего раскричался?

— «Чего! Чего»! — хныча, передразнил мартыш. — Неужели не понимаешь?

— Нет, — признался Чип.

— Я хочу туда. Иди скажи им.

Чип лбом толкнул дверь в кухню, вошёл и с упрёком посмотрел на Эдуарда Ивановича.

Тот сразу всё понял, отвязал мартыша, и вскоре Хлоп-Хлоп снова спал. И Чип спал.

А дедушка притворялся, что спит.

Когда двое на кухне снова зашептались, он тихонько вылез из-под одеяла, всунул ноги в тапочки. И неслышно подошёл к дверям в кухню. Но от напряжения и некоторого количества страха не мог ничего расслышать.

Сквозь стекло он видел затылок Эдуарда Ивановича и лицо внучки, но ничего не слышал, хотя чувствовал, что разговор касается его.

А он не слышит! И вдруг услышал, что они замолчали,

— Входи, дедушка, — сказала Лёлишна.

— Как ты меня обнаружила? — виновато спросил он, входя.

— Очень просто, — ответила внучка, — в двери стекло, а стекло просвечивает.

— Представляю, как глупо я выглядел. — Дедушка вздохнул. — Но это из-за вас. Ваши звери, Эдуард Иванович, испугали и разбудили меня. А ваш разговор с Лёлишной растревожил. Прошу, вернее, требую валерьянки.

Лёлишна переглянулась с Эдуардом Ивановичем и ответила:

— Садись, дедушка. Валерьянки ты не получишь.

— Справедливое решение, — сказал Эдуард Иванович. — Выпейте лучше стакан чаю с сахаром.

— Так, так, — продолжая стоять, произнёс дедушка. — Вы против меня. Вдвоём. Понятно. О чём вы шептались? Отвечайте честно.

Опять переглянувшись с Лёлишной, Эдуард Иванович сказал:

— Отвечаю честно. Я убеждал Лёлю стать моей ученицей.

Дедушка сел.

— За несколько дней я хорошо изучил её, — продолжал Эдуард Иванович, — мне нравится…

— Феноменально! — перебил дедушка. — Вы специально приехали сюда на гастроли, чтобы увезти мою внучку! Сломать мою жизнь! Один вопрос: в какую больницу вы собираетесь меня положить, чтобы я не мешал вам? — Он вскочил. — А может быть, сделать проще? Бросить меня в клетку к вашим долгогривым? Они не будут меня долго мучить. В отличие от вас.

— Спать ты сейчас, конечно, не будешь, — сказала Лёлишна. — Тогда поговорим. Откровенно. Как взрослые люди. Милый дедушка, ты знаешь, как я тебя люблю. Люблю, — повторила она, когда он попытался что-то возразить. — И я никогда тебя не брошу. И это ты знаешь. Но…

— Не надо «но»! — взмолился дедушка. — Давай жить без этого «но»!

— Но я ещё не успела ничего сказать!

— И не надо! — радостно посоветовал дедушка. — Не надо ничего говорить. Идёмте спать… Почему вы оба молчите? Почему вы, Эдуард Иванович, молчите?

— Я собираюсь идти спать, — ответил Эдуард Иванович, — завтра у меня утренняя репетиция. А о нашем разговоре Лёля расскажет вам сама. Спокойной ночи.

И он ушёл.

— Может быть, и мы пойдём спать? — спросила Лёлишна.

— Что ты! — со вздохом отозвался дедушка. — В таком состоянии…. Что ты задумала? И почему ушёл Эдуард Иванович? А! — Дедушка хлопнул себя ладонью по лбу. — Ему стыдно смотреть мне в глаза! Да?

— Пожалуйста, не стукай себя так сильно, — сказала Лёлишна. — Голова заболит. Эдуард Иванович ушёл потому, что считает меня взрослой. И ещё — самостоятельной. Он говорит, что я сама могу решать сложные жизненные вопросы.

Тебе надо сначала успокоиться, дедушка. А потом мы с тобой поговорим.

В конце концов дедушка согласился лечь в постель. И не успел он снова начать разговор, как Лёлншна тихонько запела:

— А в январе — январь,
В феврале — февраль,
В марте — тоже март,
В апреле — апрель…

И где-то в ноябре дедушка заснул. А Лёлишна ушла на кухню, села у окна.

Уже начинало светать.

Да, Эдуард Иванович сказал, что она уже взрослая, самостоятельная, может решать сложные жизненные вопросы. И предложил ей стать его ученицей. Но — дедушка. Он не может переезжать из города в город.

А в ушах Лёлишны звучал цирковой марш. Стоило закрыть глаза, как она видела залитую ослепительным светом арену… И если Лёлишна сейчас заплакала, то никто не видел.