Линкольн

Джон Хэй записал 23 сентября: «Сенатор Харлен считает, что поддержка Бенета (и нью-йоркской «Геральд») очень важна… есть смысл предложить ему должность посла». Видимо, Линкольн твердо обещал назначить Джеймса-Гордона Бенета чрезвычайным послом и полномочным министром во Францию. Коллега, доверенное лицо и посредник Бенета — В. Бартлет писал Бенету 4 ноября 1864 года:

«Пишу из Вашингтона; только что вырвался из объятий папаши Авраама. У меня был исчерпывающий разговор с ним, с глазу на глаз, во вторник вечером в Белом доме, между прочим, в отношении вас…»

Бенет и его «Геральд» имели огромное значение для выборов, которые должны были состояться через неделю. И в той работе, которая должна была последовать после переизбрания, также нельзя было скинуть со счетов доброжелательное отношение и сотрудничество самой интересной для человека улицы газеты в западном полушарии.

Сомкнутым строем шли за Мак-Клелланом могущественные отряды банкиров и железнодорожных магнатов, связанных с Огастом Белмонтом, Дином Ричмондом, Аспинуолом, Сайрусом Мак-Кормиком из Чикаго, — это были ряды респектабельных, богатых, интеллектуальных или аристократических особ, представителями которых были Хорэйшио Симур из Нью-Йорка и Роберт Уинтроп из Бостона. За ними следовали драчуны и буяны, к которым присоединились те, для кого расовый вопрос был главным, — они боялись, что Декларация об освобождении может привести к их политическому и социальному равенству с неграми.

Нью-йоркские газеты «Метрополитэн рекорд» и «Дейли ньюс», «Крайсис» из Колумбуса, штат Огайо, вместе с Валандигамом продолжали атаки на Линкольна.

Типографии работали полным ходом. Избирателей засыпали тоннами литературы. Памфлеты, листовки, брошюры, карточки, трактаты, конверты, украшенные эмблемами партий, — все это избиратель получал целыми пачками. По всей видимости, республиканцы перещеголяли демократов количеством выпущенной агитационной литературы, но никто из избирателей, жаждавших чтива, в котором громили Линкольна и восхваляли Мак-Клеллана, не имел повода для жалоб. Демократы выпустили устрашающую брошюру под названием «Аресты по произволу мистера Линкольна», в которой перечислялись всякие ужасы, в том числе совращение молодых женщин и содержание юношей в течение двух лет в вонючих и темных тюремных камерах.

Партия юнионистов выпустила памфлет, в котором профессор Эдуард Лабулэ писал от имени либералов-французов: «Если лик свободы потускнеет в Новом мире, то и в Европе наступит ночь», и к власти придут те, «кто верит только в насилие и личное обогащение». Поэтому Лабулэ и его сторонники «молили бога, чтобы в избирательном бюллетене (ноябрьском) стояло имя честного и прямого Авраама Линкольна».

Линкольн выступил перед солдатами полков из Огайо и в трех речах пытался простыми словами объяснить им, из-за чего ведется война. «Свободное государство, в котором каждый человек имеет право быть равным с любым другим человеком», было в опасности.

Комитет демократов — сторонников Мак-Клелла-на — принес в Белый дом тщательно разработанный протест, и Джон Лельет из Нашвилла вслух подробно перечислил все их обиды. Линкольн был резок:

— Я считаю так, пусть друзья мистера Джорджа Мак-Клеллана справляются со своими делами в избирательной кампании, как они умеют, а я справлюсь со своими делами, как я сумею…

Линкольн был холоден, и делегаты гуськом вышли из кабинета президента.

Праздничность и романтика демократии звучали в речи Эндрю Джонсона, когда он однажды, октябрьской ночью, обратился к толпе, освещенной факелами, к которой присоединилось почти все негритянское население Нашвилла. Его заявление гласило:

— Стоя здесь, на ступенях Капитолия, призывая историю штата в свидетели, руководствуясь современными событиями, воодушевленный будущим штата, я, Эндрю Джонсон, настоящим провозглашаю свободу, полную, широкую и безоговорочную, для каждого человека в Теннесси.

Рев восторга и безудержные крики радости вырвались из глоток негров, барабанный бой и звуки труб усилили ликование; знамена реяли, факелы кружились над головами. Снова зазвенел голос Джонсона:

— Мы должны низвергнуть нашу проклятую аристократию. Никогда больше жены и дочери цветных штата Теннесси не должны быть по чьей-либо прихоти вовлечены в конкубинат, по сравнению с которым многобрачие — добродетель.