В этот период Линкольн понимал, что в некотором смысле война по-настоящему еще не началась. Он высказал эту точку зрения женщинам, собравшимся на национальный совет по организации помощи больным и раненым на поле боя. Перед тем как разъехаться по домам, они посетили президента и попросили его сказать им несколько ободряющих слов.
— У меня нет ободряющих слов, — последовал медленный и прямой ответ.
Женщины молчали. Они понимали, что президент говорит им то, чего не может сказать всей стране. Линкольн продолжал:
— Дело в том, что народ еще не понял, что мы находимся в войне с Югом. Люди еще не пришли к решимости драться в полную силу. У них в головах все еще сидит идея, что мы можем как-то выбраться из этого тяжелого положения благодаря одной стратегии. Вот в чем дело — стратегия! Генерал МакКлеллан думает, что он может разбить мятежников стратегией, и так же думает армия.
Одна из женщин напомнила о сотнях тысяч добровольцев, о храбрых действиях солдат в битвах у Донелсона, у Пи Ридж, у Щайло. Президент согласился с этим и вернулся к своей мысли.
— Я говорю вам, что народ еще не понял, что мы ведем войну. Все думают, что есть легкий путь к миру и что генерал Мак-Клеллан найдет его. Армия еще не прониклась твердым убеждением, что мы ведем страшную войну, которую нужно довести до конца, и офицеры тоже еще не прониклись этим… Во всех полках две трети людей отсутствуют — многие дезертировали, а многие находятся в отпуске, который им дают офицеры, — это очень плохо. Количество дезертиров и отпускников превышает количество рекрутов.
Одна из женщин спросила:
— А нельзя ввести смертную казнь за дезертирство?
— О нет, нет! — ответил президент и покачал головой. — Если я начну пачками расстреливать людей за дезертирство, поднимется такой крик, которого я еще в жизни не слышал. И поделом! Нельзя расстреливать людей пачками. Народ не станет терпеть этого и не должен терпеть. Нет, мы должны изменить положение дел каким-нибудь другим путем.
Миссис Ливермор запомнила его лицо, прорезанное резкими морщинами, чуть пошатывающуюся походку, словно человек ходил во сне.
ВОПРОС О РАБСТВЕ
1. Предварительное провозглашение свободы для негров
Слепая теща конгрессмена-республиканца Фрэнка Блэйра любила повторять:
— Больше всего на свете я ненавижу рабство, если не считать движения за освобождение от рабства.
Итак, в ней боролись две ненависти, и она сама не могла определить, какая из них была сильнее. Подобные же страсти раздирали всю страну. В итоге они вызвали войну.
Линкольну стал известен случай с негром-рабом, сбежавшим от своего хозяина. Негр приехал в Вашингтон, и гут его арестовали. Чэйз и Монтгомери Блэйр, поспорив о его судьбе, пришли за разрешением спора к Линкольну. Чэйз хотел направить арестованного в армию Союза. Блэйр настаивал на применении закона о беглых рабах и требовал возвращения негра владельцу. Линкольн ничего определенного им не сказал.
Многие экстремисты соглашались с мнением Уэнделла Филлипса, выступившего н. а митинге 1 августа 1862 года: он утверждал, что у президента «нет своего мнения. Он не произнес ни единого слова, которое дало бы хоть малейшее представление о его намерениях ‘В вопросе об отмене рабства. Вероятно, он человек честный; однако никого не интересует, честна ли черепаха или нет. У президента нет ни интуиции, ни предвидения, ни решимости».
Друг президента генерал-майор Дэвид Хантер конфисковал всех рабов в Южной Каролине и объявил их свободными. Более того, придя к выводу, что военное положение и рабство несовместимы, генерал объявил «свободными навеки» всех рабов Джорджии и Флориды. Чэйз настаивал на признании приказов генерала действительными, так как 9/10 населения страны было за них.
Линкольн написал Чэйзу: «Ни один генерал, командующий округом или районом, не имеет права так поступать, не посоветовавшись со мной. Ответственность за это лежит на мне». Линкольн считал, что федеральное правительство должно договариваться с любым рабовладельческим штатом о постепенном освобождении рабов при условии компенсации. Линкольн верил, что реализация такого плана помогла бы быстро покончить с войной. Поскольку в пограничных штатах рабы были бы освобождены посредством выкупа, то штаты дальше к югу поняли бы, что они не в состоянии сами долго воевать.
Но надежды Линкольна на то, что народ согласится освободить рабов посредством выкупа, не оправдались. Слишком глубока была ненависть к Линкольну и его делам среди тех слоев в Кентукки, которые связали свою судьбу с Джефферсоном Дэвисом.
В первых числах августа 1862 года Самнэр охарактеризовал Линкольна в письме к Джону Брайту в Англию: «Его очень трудно стронуть с места… Я настаивал на том, чтобы он издал именно 4 июля указ об освобождении негров, доказывая, что таким образом он сделает этот день еще более священным и историческим. Он ответил: «Я бы так и сделал, если бы не опасение, что половина наших офицеров бросит оружие и еще три штата присоединятся к мятежникам».