«Линкольн» для адвоката

– Что ж, Льюис, теперь, когда вы во всем сознались и повинились, расскажите мне о Реджи Кампо.

– А что я должен о ней рассказать?

– Вы ведь собирались платить ей за секс, не так ли?

– Что побуждает вас так ду…

Я прервал его, остановившись и дернув за лацкан дорогого пиджака. Он был выше меня и крупнее, но преимущество в этом разговоре осталось за мной.

– Отвечай на вопрос, мать твою!

– Ладно, ладно… да… я собирался ей платить. Но как вы узнали?

– Потому что я чертовски хороший адвокат. Почему вы не сказали мне в первый день? Вы что, не видите, как это меняет дело?

– Все из-за матери… Я не хотел, чтобы она знала… ну, вы понимаете.

– Льюис, давайте присядем.

Я подвел его к одной из длинных скамеек у здания полицейского участка. Здесь они пустовали, и никто не мог нас подслушать. Я сел, он опустился справа от меня.

– Ваша мать отсутствовала, когда мы обсуждали дело. Насколько я помню, ее не было и тогда, когда мы говорили о юридическом факультете.

– Да, но Сесил бы узнал, а он все ей рассказывает.

Я кивнул и мысленно взял себе на заметку отныне полностью исключить присутствие Сесила Доббса на наших совещаниях.

– Хорошо; думаю, я понял. Но как долго вы собирались утаивать это от меня? Разве вы не видите, как все поворачивается?

– Я не юрист.

– Льюис, позвольте немного просветить вас насчет того, как работает машина правосудия. Вы знаете, в чем заключается моя миссия? Я нейтрализатор. Моя работа состоит в том, чтобы сводить на нет судебное дело, выстроенное против вас штатом. Иначе говоря, взять каждое мельчайшее доказательство и найти способ вывести его из состязательного процесса. Представьте, что я выступаю в роли эдакого уличного циркача, которых можно встретить на Венецианском бульваре. Вы когда-нибудь гуляли там? Видели человека, который вертит целую уйму тарелок на палочках?

– Наверно, да. Я там давно не был.

– Не важно. У этого парня есть такие маленькие палочки, он ставит на каждую из них по тарелке и запускает вертеться, так чтобы они находились в равновесии и не разбились. Он запускает множество одновременно и ходит от тарелки к тарелке и от палочки к палочке, проверяя, что все крутятся и не падают. Улавливаете мою мысль?

– Думаю, да.

– Ну так вот, Льюис, по тому же принципу формируется и обвинительная версия, которую штат выдвигает против обвиняемого. Набор вертящихся тарелок. И каждая из них представляет собой отдельный блок улик против вас. Моя работа – взять каждую тарелку, остановить ее вращение и обрушить на землю с такой силой, чтобы она разлетелась вдребезги и больше не использовалась. Если, скажем, синяя тарелочка – кровь жертвы на ваших руках, то мне надо найти способ ее опрокинуть. Если на желтой тарелке нож с отпечатками ваших пальцев – следовательно, опять-таки мне надо свалить ее наземь. Нейтрализовать. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Да, понимаю. Я…

– А теперь смотрите. В наборе тарелок есть одна большая, здоровенное блюдо. И если она упадет, то утянет за собой вниз и все остальные. Все тарелки. Все судебное дело рассыплется. Вы знаете, что это за блюдо, Льюис?

Он отрицательно покачал головой.

– Самое большое блюдо – жертва, главный свидетель против вас. Если мы сумеем обрушить это блюдо, тогда всему шоу конец и толпа направится к выходу.

Я подождал несколько мгновений, чтобы увидеть его реакцию. Он ничего не сказал.

– Льюис, в течение почти двух недель вы скрывали от меня способ, дающий мне возможность свалить наше большое блюдо. Возникает вопрос: «зачем?» Зачем состоятельному человеку – с часами «Ролекс» на руке, автомобилем «порше» на стоянке и адресом на Хомби-Хиллз – с ножом добиваться секса от женщины, которая и без того им торгует? Когда вы сводите суть к этому вопросу, дело начинает разваливаться, Льюис. Потому что ответ прост: он этого делать не станет. Здравый смысл подсказывает, что не станет. И когда вы приходите к такому заключению, все тарелочки перестают вращаться. Вы видите фальсификацию, вы видите подставу, и теперь уже обвиняемый начинает выглядеть как жертва.

Я посмотрел на него. Он кивнул.

– Я сожалею, – сказал он.

– И вполне резонно. Дело начало бы рассыпаться уже почти две недели назад, и мы, вероятно, не сидели бы сейчас здесь, будь вы честны со мной с самого начала.

Тогда я понял, от чего на самом деле исходил мой гнев; и причина его состояла не в том, что Руле опоздал, или солгал, или что Сэм Скейлз обозвал меня легальным мошенником. Просто я увидел, как мой большой куш уплывает из-под носа. В этом уголовном деле не будет ни судебного процесса, ни шестизначного гонорара. Единственное, что мне удастся сохранить, – это предварительный гонорар, который я получил в самом начале. Судя по всему, дело закончится сегодня же, когда я явлюсь в канцелярию окружного прокурора и выложу Теду Минтону все, что знаю и чем располагаю.

– Мне очень жаль, – снова сказал Руле плаксивым голосом. – Я не хотел все испортить.

Я сидел, созерцая землю между своими ступнями. Не глядя на него, протянул руку и положил ему на плечо.

– А я сожалею, что накричал на вас, Льюис.

– И что мы будем делать дальше?