Линия фронта

— Разрешите в вашу часть, — подошел ближе Дубак, поднося к каске ладонь и глядя куда-то между Евгением и Бойко.

— У нас — взвод. Оставайтесь, — ответил Евгений, так как Бойко лежал в забытьи и в разговоре не участвовал.

— Я из пехоты, — на всякий случай уточнил Дубак и отступил в сторону.

Скоро носилки были готовы. Бойко понесли. Евгений с Буряком шли следом; сержант рассказывал, как взвод оборонялся по реке и не пустил на восточный берег немецкую разведку. У Евгения еще шумело в голове, он слушал невнимательно, ему казалось, что он уже знает все это. Он помнил, как летели они с Бойко с моста, и не представлял только последнего «кадра» — как падали. Буряк утверждал, будто оба они — саперы видели — упали в реку, и потому их искали чуть не всю ночь в воде. Особенно после того как немцы внезапно оставили берег и убрались со своими танками. Буряк еще доложил, сколько во взводе убитых и раненых. Слушая его, Евгений глядел на Бойко и не мог вспомнить, захоронил ли его руку.

Саперы с носилками зашли в кустистый ложок и остановились.

— Кладите комиссара в тень, — сказал Дубак: из разговоров он знал, что Бойко — бывший политработник.

С этой минуты бойцы утвердили раненого Бойко в высоком звании комиссара. Осунувшийся, почти в беспамятстве, он внешне не среагировал на реплику новичка.

— Где мы? — спросил он.

— В овраге, — ответил Евгений.

— А полк?

— Не знаю… Разведку нужно…

Держалась ли на этом участке сплошная линия фронта или же после контрудара образовался слоеный пирог, в котором перемешались свои и чужие, — трудно было судить. Одно знал Евгений: его взвод — боевое подразделение и он будет действовать, выполняя воинский долг до конца.

По звукам — бой удалился к северо-востоку, хотя постреливали и в других направлениях. Из оврага ничего не просматривалось. Саперы толпились вокруг носилок с Бойко, тут же стояло несколько примкнувших к саперам пехотинцев, и среди них длинный Дубак.

— Пойдете в разведку, — повернулся к нему Крутов и не мешкая поставил задачу.

Дубак повторил приказание и, забрав свою пехоту, ушел.

Усталые саперы сидели вокруг носилок и курили. Недвижный, горячий воздух окутал их. Евгений сориентировался: ложбинка вела куда-то в степь. Поодаль торчали столбы с чашечками, и он молча зашагал меж кустов, пока над головой не запели уцелевшие провода. Будто привязанный, Евгений тянулся за ними взглядом и думал уже о делах: больше всего сейчас его заботила связь.

Разведчики вернулись к вечеру. Никаких своих частей поблизости они не нашли. По дорогам двигались немецкие колонны, катились тылы, штабы и охранные подразделения. Кое-где по оврагам да лесным опушкам пробирались разрозненные группы красноармейцев; они нападали на немецкие подразделения и обозы. То в одном, то в другом месте разгорались стычки.

На разведчиках были влажные, продубленные гимнастерки, грязные сапоги, и еще грязнее были их лица. Один из них — Гаркуша — по-домашнему накинул на плечи шинель без хлястика и, умываясь потом, частил:

— Сила… прет и прет…

— Прекрати! — оборвал Евгений. — Шинель в скатку!

Из доклада разведки судьба и местоположение полка или иных частей дивизии не прояснились. Войска после контрудара, как и предполагал Евгений, катились на северо-восток. Евгений по привычке ждал указаний Бойко, но тот чувствовал себя все хуже, часто впадал в беспамятство и в редкие минуты просветления настойчиво спрашивал об одном и том же: какова обстановка? Этот повторяющийся вопрос заставлял Евгения прикрывать глаза, и он опять видел страшный речной обрыв, измочаленные бревна, черную руку…

— Ну как, Виктор Федотович? Что будем делать?

— Своих догонять.

В сумерках взвод построился, Евгений подравнял бойцов.

Спрятав отслужившую карту, Евгений еще раз сверил азимут и выслал вперед Дубака — отныне нештатного начальника разведки взвода.

В степи клубилась выхваченная из потемок далекой фарой пыль. Взвод пересек столбовую дорогу и двинулся через поле, напрямик. Евгений слышал за спиной топот и обдумывал положение. «Внутренний фронт…» — сказал перед выходом комиссар. Да, конечно… Однако нужны продукты. Патроны нужны, бинты. Евгений оглянулся, пытаясь разглядеть неподвижно лежащего на носилках Бойко, но ничего не увидел, кроме расплывчатого пятна.

Ночью в степи тихо. Евгению казалось, будто он слышит отзвуки боя, и тогда рождалась надежда, что взвод вот-вот догонит своих. Евгений прибавлял шагу, однако носилки начинали отставать, и он заставлял себя идти медленнее.

Взвод выпустил, как щупальца, головной и боковые дозоры. К Евгению то и дело подбегал связной: беженцы на дороге… неопознанная машина… табун лошадей…

Саперы менялись у носилок, шли бодро. Буряк, желая развлечь комиссара, время от времени вспоминал какую-либо стародавнюю историю; его поддерживали Наумов с Янкиным. Но неизменно байки сменялись близкой и больной темой.

— Уборка на носу… — вполголоса, с сипотцой басил Наумов.

— Уберут со спички… — ответил Янкин.

— Людям жить! — Наумов резко поправил съехавшую каску.

— Ушли люди…

Буряк, топавший у изголовья носилок, вставил:

— Не все ушли.