Линия фронта

— Отдам тушенку, — как можно спокойнее и убедительнее повторил он.

— Еще почнешь для него гусей щупать по хуторам!

— Ну да, гусей!

— А чего? Из родительских чувств. Вот картина! Старый саперик чапает за гусем…

— Ну-у, понес сержант!

В машине посмеивались. Угроза зверьку миновала, и все рады были послушать дорожный брех.

— Сцапаешь на хуторе гуся — и в мародеры зачислят… — ехидничал Наумов. — Все твои боевые заслуги коню под хвост… Жаль мне тебя, Янкин! Я поручался за тебя перед товарищем капитаном, когда сочиняли реляции.

— Ну, хватит! — решительно сказал Янкин. Он так прижал лисенка, что тот пискнул.

— Шкуру бы спустить с поганца…

Евгений посмеивался, а Янкин недобро косился на сержанта и допытывался:

— Это кто же поганец?

— Не притворяйся, — сказал Наумов. — Все ты понимаешь: и кто поганец, и прочее… Морить голодом сержанта! Ты устав забыл? Кто позволил подрывать мощь нашей армии? Товарищ капитан, прошу оградить…

Евгений сквозь хохот заверил Наумова, что наведет порядок в продовольственном вопросе.

А тем временем трехтонка продолжала свой бег. Вдали постреливали, но отзвуки войны не задевали сидевших в кузове саперов, война для них проходила в эти минуты стороной, она вроде бы сама по себе, а они — тоже сами по себе.

Скоро замелькали пригороды. Евгений назначил привал, достал карту, а саперы тем временем с удовольствием размяли ноги. По мощенке они ходили осторожно, не наступая на раскиданные тут и там вещи и не понимая, откуда они на мостовой, все эти пуфики, кофемолки, битые зеркала, тазы и детские лошадки. Лишь увидев скинутую на обочину тачку и брошенный у клумбы ручной возок, догадались, что поначалу немцы пугнули беженцев с воздуха, а затем прокатились по вещам — броневички или танки расчищали себе дорогу в фатерланд.

Побродив среди сиротского, наполовину порченного добра, саперы стали стекаться к машине, и тут-то Наумов высмотрел в траве небольшой мяч. На мяче красным по синему был намалеван вытянувшийся за мышью кот. Сержант пнул мяч, и зверьки побежали. Бойцы следили за мячом, пока он катился по цементной панели под откос, прибавляя в скорости, потом ткнулся в детский тюфячок. Наумов кинулся за мячом, отпасовал к машине. Евгений тоже ввязался в игру… и первым же ударом высадил окно.

— Бейте, товарищ капитан!.. — азартно кричал Наумов.

Евгений понимал, что сержант приглашал его не стекла бить, но играть ему расхотелось.

Пока водитель заправлял машину, Евгений с бойцами прошел по безлюдной улице. Не только окраина литовского местечка задета войной — и центр пострадал. На небольшой площади стоял побитый снарядами островерхий костел, его стены зияли пробоинами. Евгений спотыкался среди обломков, удивленно разглядывал чудом сохранившиеся в стрельчатых окнах цветные, до половины забранные коваными решетками витражи. От замшелых гранитных глыб в фундаменте, от бурых кирпичных стен и массивных, поеденных ржавчиной узорных решеток веяло рыцарской стариной. И хотя Евгений сызмальства воспитывался в безбожии, было тоскливо видеть невесть зачем порушенный храм, этот отзвук прошлого…

— А ведь когда-то придется восстанавливать… — высказал он вслух совсем, казалось бы, нелепую мысль.

— Да кому это нужно, товарищ капитан? — возразил Наумов. — Опиум для народа!

— Древний памятник! — в свою очередь возразил Янкин. — Жалко. Такие еще крепкие стены.

— Ну да, крепкие! — фыркнул Наумов. — Приспособят под картоху. В нашей церкви потребсоюз держал тарные бочки да мыльные ящики.

— А конюшню не сделали? — возмутился Янкин.

— Чего не было, того не было… — спокойно и насмешливо, видя горячность Янкина, ответил Наумов. — Не хватило средств на загородки.

По дороге бесконечно шли войска: сплошным потоком тянулась мотопехота, громыхали тягачи с пушками, покачивались танки, дымили грузовики с боеприпасами, и опять пехота, пехота… Но Евгений никак не мог отвязаться от этого солдатского спора. Опиум-то опиум, но стены все-таки не виноваты… С этой, какой-то развинченной мыслью он и свернул к стоящему за оградой флигельку. Наружная дверь пристройки была настежь. Он вошел. Жилище ксендза оказалось брошенным, раскиданные подушки, утварь, беспорядок и пыль на всем говорили, что хозяин бежал не сегодня…

Возле костела уже толпилось человек двадцать местных жителей. И стоило Евгению выйти из флигелька, все устремились к нему.

— Господин офицер… — сказал чопорный старик, снимая с головы цилиндр. Этот цилиндр, сухонькая чистая фигура старика и кучка взволнованных сдержанно-молчаливых богомолок произвели на Евгения странное впечатление. Он подумал: хоронить собрались и пришли просить разрешения. Однако недоумение рассеялось, когда старик сообщил: — В костеле подложили мину…

— Кто? — вскинулся Евгений.

Старик молча повел цилиндром на запад, вслед уходящим звукам боя; его палка подрагивала, казалось, старик щупал ею землю, искал надежное место и никак не находил. Евгений протянул руку, тронул старика за плечо, палка его перестала скакать.