Линия Брунгильды

Антонов. Не слушайте, Василий Иванович. Насчет самогона и денатурата она, конечно, врет. А водку хлещет отлично... Нет, мне не наливайте. (Со вздохом.) Не пью, зарок дал. Прежде пил и чуть голоса не испортил... Разве одну рюмочку? (Пьют и закусывают.)

Ксана. Господи, как вкусно!

Ершов. Грибков возьмите, барышня... Бывает, правда, что отравляются грибами. Еще по одной, Павел Михайлович?

Антонов. А как же зарок? Разве последнюю?

Ершов. Теперь по всем обязательствам мораторий, и по зарокам тоже. (Пьют.) К ужину будут цыплята.

Ксана. Цыплята! Папочка, цыплята! И сладкое будет, Василий Иванович?

Ершов. Пирог со сливками.

Ксана. Пирог со сливками!

Антонов. Мы год питались кониной и дрянным черным хлебом с соломой... Василий Иванович, век не забуду вашей ласки! (Подносит к глазам платок.) Обогрели, накормили...

Ксана. Папочка, бросьте! Ведь не думали же вы, что на свете существуют только грабители. Вот и по дороге мужики очень хорошо ж нам относились, кормили, кое-где и от денег отказывались. Только один вор нашелся, а вы всех ругаете. Нет, есть и хорошие люди.

Ершов. Мало, барышня, Да и хороших не мешало бы перевешать. Павел Михайлович, а как же ванна?

Антонов. Иду, родной мой, спасибо вам. (В дверях) А все-таки Василий Иванович, признайтесь, что вы меня в приемной коменданта узнали по фотографиям. Мои портреты были и в «Огоньке», и в «Пензенской мысли», и в «Симбирской заре» — везде были.

Ершов(после водки, миролюбиво). Хорошо, признаюсь... Полотенце, мыло и простыню вам Марина принесет. (На ухо вполголоса.) Смотрите, чтобы она вас не изнасиловала. Я видел, вы ей понравились.

Антонов(польщённо). Ну ее к... (оглядывается) к черту! (Уходит.)

Ершов. Барышня, вы меня извините, я еще схожу на станцию газеты купить. В семь часов придет киевский поезд. Если не сойдет с рельсов... А вы пока, что ли, книжку почитайте. Вот на этажерке у меня так называемые классики... Много и у них вздора, но все-таки они писали лучше нынешних.

Ксана(берет наудачу книгу с полки). Крафт-Эбинг. Что это такое?

Ершов(поспешно отбирает у нее книгу). Нет, это не то. (Берет другую.) Шекспир. Вот и отлично. Читали Шекспира?

Ксана. Читала, разумеется... Впрочем, зачем врать? Не читала и не буду читать: это для взрослых... для мужчин. Я вижу, у вас пианино.

Ершов. Осталось в конференц-зале, я его перенес сюда, потому что там сыро.

Ксана. Вы любите музыку?

Ершов(зевая). Страстно.

Ксана(смеется). Сейчас видно. Играете?

Ершов. Только «Чижика». Но зато «Чижика» играю изумительно. (Наигрывает одним пальцем «Чижика».) А вы, если желаете, поиграйте, барышня. Я вернусь минут через двадцать, это близко. Через два часа сядем за стол. Верно, дура Марина пережарит цыплят. (Уходит.)

Ксана садится за пианино. Негромко поет и аккомпанирует себе романс (по выбору артистки). Входит Иван Александрович, незаметно приближается к Ксане и слушает.

Иван Александрович. Как вы плохо играете, Ксаночка.

Ксана(вскакивает). Мерси!

Иван Александрович. Милая, нельзя же иметь все таланты. Голос у вас прелестный, а играете вы плохо. Ничего, вы подрастете и научитесь. Где папа?

Ксана. Купается. Знаете, это, оказывается, сумасшедший дом! Василий Иванович был его смотрителем.

Иван Александрович. Что вы говорите?.. Можно вас поцеловать?

Ксана. Нет, нельзя.

Иван Александрович. Отчего вдруг такие строгости? (Озабоченно.) Никак нельзя?

Ксана. Никак нельзя. (Солидно.) Вы, кажется, забываете, Иван Александрович, что мы в чужом доме.

Иван Александрович. Но ведь это сумасшедший дом. Вы забываете, что это сумасшедший дом. Здесь все можно, все, что угодно. Ради Бога, позвольте. (Скороговоркой.) Милая, дорогая, ненаглядная, золото, ангел, светик, красавица, позвольте... Не позволяете? Ну, так я поцелую вас без позволения. (Целует ее.) Скажите: «Как вы смеете!» (Целует ее еще раз.) Теперь скажите; «Да вы с ума сошли!..»

Ксана отбивается и смеется.

Вот так... А что? Вперед будете шелковая. Господи, Ксаночка, милая, мы бежали, мы свободны!

Ксана. Не очень еще свободны. Что, если немцы отправят нас назад?

Иван Александрович. Не отправят. А то удерем и от проклятых немцев... В корчме говорят, что комендант порядочный человек.

Ксана. Он красивый, этот барон.

Иван Александрович (с неудовольствием.) Ах красивый! Вы и это успели заметить?

Ксана. Успела. Я очень наблюдательна.