Линейцы

Невзирая на трезвость подачи, сам посыл почему-то ни от кого не получил должной оценки. Горцы народ горячий – на коней, в шашки и с визгом всей толпой вперёд! Единственная военная хитрость ещё со времён Чингисхана – это притворное отступление, а потом развернулись, собрав толпу втрое больше, и опять по ранее утверждённой программе – кони, шашки, визг, вперёд!

Примерно ту же схему впоследствии использовали и наши казаки, но у них она называлась «вентерь» – это был способ заманивания противника, получивший свое название из-за схожести с рыбной ловлей. А всяческие там тонкости тактики и стратегии оставались для скучных европейских генералов, самой природой лишённых главных качеств настоящего джигита – лихости и молодечества.

Храбрости и силы кавказским горцам было не занимать, с этим не поспоришь. Однако их полная разрозненность, делёжка на кланы и тейпы, вечная война между своими, торжественное принесение клятв верности русским наместникам и преспокойная измена собственному слову уже на следующий день, если это было хоть чем-то, сиюминутно выгодно – напрочь рушила всё.

Даже легендарный Шамиль, сумевший железной рукой объединить народы Чечни, Дагестана и Черкесии, поставивший мужчин под ружьё, обеспечивший кузнецов военными заказами, поддерживаемый авторитетом стариков и серьёзнейшей религиозной базой, всё равно воевал не умением, а числом. Но войны выигрывают пушки, штыки и солдатская дисциплина.

– Да ты не принимай к сердцу, татарин! – вдруг обернулся старый казак, хлопнув парня по плечу. – На кой ляд нам долгие планы, когда погода-то меняется? От хоть нос в оконце высуни да глянь: всенепременно ещё до заката дождь будет! Да неслабый.

Господин Кочесоков, честно говоря, уже задолбавшийся всех поправлять, что он не татарин, а черкес, последовал совету и удивился, с какой скоростью тьма заволакивает небо. Огромные тучи, словно чёрные папахи, поспешно садились на вершины гор. Примолкли леса, сама природа замерла в предчувствии грядущего ливня, казалось, обещающего как минимум смыть всё, что не успело попрятаться с лица земли. Надвигалась серьёзная гроза, а они в здешних краях бывают страшными…

– Ну что, собачий сын, шайтанова твоя мать, пойдём по двое, клещами. Мы с тобой по левую руку, хлопчики по правую. Внученька моя на стрёме останется, при лошадках. И не спорь, Танька!

– Та и слова не сказала, – повела плечиком молодая казачка.

– А то я тя не знаю!

– А коли знаешь, деда, так с чего зазря бухтишь?

– Поговори у меня-от… – прекрасно понимая, что она всё сделает как надо, но по-своему, сдался старик. – Офицерик, сабельку-то отложи. Ружья и пистолеты тоже оставим. Налегке за Линию скользнём, тока с кинжалами.

– Мне по форме не положено.

– Ништо, ночью-то, поди, не видно. У кунака своего в долг возьмёшь. А там, небось, на месте разберёмся.

Все согласно кивнули. В конце концов, план как план, могло быть и хуже. Заур задумчиво кусал нижнюю губу, Василий откровенно зевал – его всегда клонило в сон в непогоду, – а маленький, крайне довольный собой шайтан прихлопывал в ладоши в ритме лезгинских бубнов, и только дед Ерошка с внучкой помалкивали, один лишь раз обменявшись понимающими взглядами. Оба отлично знали, что именно им придётся отвечать за эту авантюру, чем и как она бы ни закончилась.

«Безумству храбрых поём мы песню!» – напишет в грядущем двадцатом веке великий и противоречивый Максим Горький. Он тоже догадывался, что разница между безумством и храбростью весьма условна. Буйные психи мало чего боятся, а умение отключать инстинкт самосохранения в бою всегда полезно истинным героям. Вот эту самую безумную храбрость и предстояло проявить нашим отчаянным студентам-историкам, шагнув с края зеркальной скалы в смертельную неизвестность под проливным дождём…

– Мозем идти, кунаки! – молодцевато доложил Ахметка, повесив на свой украшенный пояс аж пять разнокалиберных кинжалов. – Небеся гнефаются, льёт, как фодопат Дефисьи Шлёзы, и прямо за щиворот, э-э?

– Хороший день, чтобы умереть, – в духе туповатого американского кинопатриотизма поддержал его Барлога, за что моментально словил подзатыльник от старого казака. – Чего, больно же?!

– Я-от Ляксею Петровичу обещался вас живыми возвернуть. Так чтоб от тебя и речи про смертушку слышно не было! Когда ей-то понадобится, так-от сама за тобой явится. Уж там проси не проси, а кажному в свой час Белолобой кланяться. Тока торопить её зазря грех великий!

– Вообще-то, я не в том смысле… – И Вася получил плюху уже от Татьяны. – Ай, вы меня неправильно поняли! – Третий подзатыльник прилетел уже от Заура Кочесокова. – А ты-то куда лезешь, кулацкий подпевала?!

– Мошно я тозе один раз его суть-суть штукну?

Кривоногий нечистый жутко обрадовался возможности присоединиться к общей забаве, но был перехвачен в прыжке железной рукой русского офицера. Одного прямого взгляда глаза в глаза Ахметке хватило, чтоб быстренько извиниться и первым удрать на улицу, под проливной дождь. Старый казак, усмехнувшись в усы, мотнул головой: пора…

* * *

– И?

– Сокол Ту-ра 87tnt уничт…

– И?