И на этот раз днём, при солнечном свете, Мёртвый аул выглядел вполне себе гостеприимно. По главной и единственной улице неспешным шагом важно прогуливался маленький шайтан в высокой бараньей папахе, черкеске ниже колен и с голыми волосатыми ногами. Грудь колесом, нос полумесяцем, морда довольная, глаза бесстыжие, язык шепелявый. В общем и целом, всё как всегда.
– А-ах, ково я фижу?! Поштенный дед Ероска, как сдорофье, как дафление? Кунаки мои-и! Сердсе от радошти разрыфается! Сейсас обниму, расселую, фино пить пойдём, да?! Вах, и красафица тут? Ка-ака-ая-я дефушка?! Персик! Хурма! Гурия какая-то, чештное шлово…
– Коню-от под копыта не лезь, фейхуа на тощих ножках, – ответил за всех старый казак, пружинисто спрыгивая на землю. – Зачем хлопчиков наших до себя звал, отвечай? И без баловства мне тут!
Ахметка приложил обе руки к сердцу, вежливо поклонился до земли и молча указал кивком головы на ту самую саклю, где ребята не так давно прятались от погони банды абреков.
На этот раз лошадей привязали к вкопанным столбам, а не в отдельной конюшне. Просто из соображений безопасности: если придётся удирать, так сиганут по сёдлам едва ли не с порога.
Трое мужчин шагнули в дом, а казачка задержалась у входа. Просто присела на камушек, прислонясь спиной к стене и положив ружьё на колени. Возможно, она не страдала так называемым «бабским любопытством», но, скорее всего, по привычке встала на пост.
– Шадитесь, дорогие гошти! Я так счаштлив, моя душа уже поёт жастольные песни! – Маленький шайтан, улыбающийся на ширину гурийского кинжала, широким жестом указал на большой ковёр в главной комнате, медные блюда с яблоками и грушами, свежий хлеб, два кумгана, нарезанный козий сыр, зелень и ароматный шашлык.
От одного запаха мяса, пожаренного на вишнёвых прутиках, у вечно голодных студентов засосало под ложечкой. В секрете ведь приходилось есть только сухари да кашу. Однако оба уже были научены печальным опытом гостеприимства у ведьмы Горбож – ничего не пить, не есть и не принимать в подарок.
– Благодарствуем, сыты мы, – сухо ответил за всех дед Ерошка. – Давай-ка по делу побалакаем, Ты-от хлопцев зазвал. Стало быть, с ними разговоры вести будешь?
– Э-э, наферное, глюпый Хайраг не так меня понял. Канешно, я буду весь рад, если такой уфажаемый селовек, поштеннейший штарец, героичишкий казак, дашт нам швой мудрый шовет! Но какой разгофор без фина, э? Налифаем, да?!
– Пить не станем.
– Ха-ха, шмешно! Казаки – и не пьют! Яжва мучаэт, или вам жёны не разресают?
– Ай, шутник, веселия полны штаны, – покачал головой старый пластун, разворачиваясь к дверям. – Айда до дому, хлопчики. С нечистым водиться – тока замараться…
Заур и Василий безоговорочно развернулись на каблуках, выполняя приказ старшего. Ахметка повесил нос, скуксился и простонал:
– Ну, финоват, финоват, что теперь? Фино из ослиной мочи, фрухты внутри гнилыэ, сыр из глины, мясо чэловэчина… Прэсирать будете бэдного шайтана?! Но такими нас сосдал Аллах!
– На Аллаха стрелки не переводи, – строго бросил господин Кочесоков, и хозяин уцепился за хоть какой-то знак внимания в свою сторону.