Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Уверяют, что в ожидании неприятностей время идет медленней. Врут. Это – если бездельничать, не готовиться, покоряться судьбе… Клио не такая! С детства не умеет -медленно ходить, уступать дорогу, сворачивать с пути. Не любит, когда путь торят за нее: а ну колея будет неглубока? А ну, на обочину выбросит? Один раз поверила, вступила в партию за год до фашистского переворота – а ее, как тысячи рядовых коммунистов, бросили с транспарантами против танковых гусениц. Тогда ее спас любимый. Ценой своего доброго имени и пяти лет разлуки, ценой того, что они стали чужими людьми. Такова цена неверно использованных кем-то секунд.

И все-таки Клио тратит мгновение на то, чтобы увидеть -и запомнить навеки: белый с яркой медью корабль, серебристые самолеты… Когда настала настоящая беда, он пришел. Сейчас не важно, сам или по приказу.

Иоаннис Ренгартен здесь, и он прикроет ее, а заодно и город.

07.45. ЛКР «Фрунзе», боевой информационный пост

В недрах «Фрунзе» свет не солнечный, электрический. Светло-серая окраска стен, металлические столы и стулья выкрашены «под дерево». От палубы до подволока громоздятся стойки с оборудованием, но просторно, места на линейном крейсере достаточно. Большинство советских учреждений вынуждены довольствоваться куда более скученными условиями… Тут даже шум – конторский. Стук клавиш радиотелеграфа такой же, как у печатной машинки. А телеграф работает всегда, занят даже тогда, когда… не занят. Сейчас еще мирное время, корабль следует из Норфолка в Севастополь, к новому месту приписки. Значит, прятаться в радиомолчании незачем, а потому все свободное от служебных депеш время на недалекую уже Родину летят по эфирным волнам письма моряков. Тоже традиция, тоже -с испанской. Тогда советский линейный крейсер заходил в Овьедо, в Барселону, в Картахену, и всюду нес с собой живой голос Москвы. Советские добровольцы получали возможность поговорить с домом, журналисты гнали, страницу за страницей, репортажи, а враг понемногу привыкал: если «Фрунзе» болтает на три дюжины голосов, значит, сейчас он в ипостаси мирного нейтрального наблюдателя, а не свирепого защитника советской торговли. Правда, это же значит, что и советских конвоев в море нет.

Корабль создал себе репутацию – а потому, стоит ему замолчать, вся разорванная войной Европа замрет, ожидая, куда придется удар главного кулака советского флота.

«Фрунзе» молчит – уже провокация. Потому пятеро связистов лупят по клавишам, и летит в эфир проверенное цензурой, а оттого нешифрованное: «Дорогая моя Катерина Матвеевна…» Музыка для всякого, кого в информационном посту нет. Связистам тоже хорошо – они в наушниках. А каково остальным?

К услугам штурманов, что ведут прокладку, «штормовой» столик, из вогнутой чаши которого не убегут карандаши, репитер гирокомпаса, счетчик оборотов из машинного, и, конечно, карта.

Боевой информационный пост возглавляет старший помощник. Михаил Косыгин сидит за переговорным устройством, с него можно услышать любой боевой пост, и, если надо, отправить аварийную партию, подмогу -либо, наоборот, отозвать людей оттуда, где они не нужны, либо стало слишком опасно. Командир управляет кораблем, а старпом -экипажем. Так в порту и в походе, так и в бою.

Он главный в посту, но работа сейчас не его. Самые занятые люди сгрудились вокруг радиоуловителя самолетов. Один экран черен: аппарат, антенна которого несколько дней назад красовалась на фок-мачте, не работает. Второй, с грота, в порядке. Экран светится зеленым, на нем две линии: горизонтальная и вертикальная. Вертикальная – прямая, ровная. Горизонтальная – в усиках помех. За это ее зовут «травянкой».

Пониже экрана – стол, из стола торчат две рукояти. Управление решеткой. Здесь повернешь – там, на мачте, задвигается здоровенная прямоугольная рама антенны. Поймаешь сигнал от цели – он появится на экране. Не поймаешь – не появится. Занятие, что ловить в темной комнате кота, который, зараза, снаружи. А поймав, цель надо еще и удержать!

Оператору радиоуловителя нужна особая сноровка – и такую Иван Ренгартен воспитал в своих подчиненных. Сейчас стоит за спиной оператора-старшины, молчит. Смотрит на экран, слушает доклады.

Вот – яркое пятно!

– Цель воздушная одиночная, красный один-восемь, дистанция полтора. Высота… – короткая заминка, старшина пересчитывает угол возвышения в метры… -девятьсот.

Оператор крепко сжимает рукоятки, от которых идет сигнал на привод антенны РУСа. На деле – чуть заметно поворачивает, «ведет цель». Это видно: под экраном стрелочный указатель пробегает цифры курсового угла до цели. Левая половина циферблата красная – потому, когда цель по левому борту, и говорят: «красный». Правая половина зеленая…

Теперь – проверка. Ренгартен подносит к губам микрофон.

– «Кабан-один», что у вас на альтиметре?

В ответ – голос, с примесью помех: ветра и морской соли. Здесь, в информационном посту, воздух пахнет только лопастями вентиляторов.

– Восемьсот сорок.