Линдана и Вальмир

   Однажды Линдана пріхала къ Морфиз ввечеру и нашла у нее Жеркура вмст съ тремя или четырмя мущинами. Говорили съ живостію и спорили. Морфиза, но своему обыкновенію, утверждала съ великимъ жаромъ противное здравому смыслу. Въ такихъ случаяхъ другіе не опровергали ее, для того, что не 'слушали. Она повторяла, кричала, выходила изъ силъ, и въ заключеніе говорила, что ея. мнніе справедливо, ибо никто въ самомъ дл не могъ опровергнуть его. -- «Ахъ, милая Линдана! какъ я вамъ рада!» сказала она, увидвъ ее: «здсь споръ и шумъ; никто не хочетъ слушать. Вы должны привести насъ въ разсудокъ. Жеркуръ въ ныншній вечеръ совершенно снялъ съ себя маску; онъ утверждаетъ величайшія странности, и».... Не знаю, что вамъ кажется страннымъ, отвчалъ Жеркуръ: говорили о древнихъ рыцаряхъ; я хвалю ихъ геройство, великодушіе, любовь и дружбу; думаю только, что нын мы не можемъ подражать имъ, естьли снова не впадемъ въ варварство.... «Я уврена, что можемъ!» перервала Морфиза.... Надобно согласиться (продолжалъ Жеркуръ), что врные рыцари безъ великаго труда хранили врность свою. Они молчали или говорили только о войн; не знали прелести ума, Искусствъ, талантовъ. Воскресите Амадиса въ Париж; велите ему три мсяца заниматься спектаклями, балами; велите ему здсь ужинать... желайте ему нравиться... (это слово было сказано Линдан)... и наконецъ спросите у него, думаетъ ли онъ безпрестанно о богин души своей?... Тутъ опять вс начали говорить, кром Линданы и Жеркура, который всегда молчалъ во время споровъ, и думалъ о другомъ, естьли споръ не занималъ его. Удивленный безмолвіемъ Линданы, онъ взглянулъ на нее: она закраснлась, и потупила глаза въ землю. Жеркуръ всталъ, подошелъ къ ней, облокотился на каминъ, и сказалъ тихонько: «Не правда ли, что предки наши не имли идеи о той любезности и прелести разума, которая всего боле трогаетъ сердце?.... Вы не хотите говорить; не хотите согласиться со мною?».... Разв не довольно того, чтобы слушать васъ? съ живостію отвчала Линдана.... Для свтскихъ людей, которые умютъ замчать вс нжныя оттнки страстей и чувствъ, скрываемыхъ въ сердц, одно слово открываетъ иногда душу. Краска, замшательство, выразительный взоръ, въ особенности не бываютъ врными знаками; но вмст, и съ такими словами, которыя легко можно растолковать въ пользу тайнаго желанія, составляютъ уже доказательство. И такъ Жеркуръ узналъ, что Линдана иметъ къ нему склонность, онъ былъ тронутъ, но скрылъ свою чувствительность. Мущины въ обхожденіи съ втреными кокетками славятся такою проницательностію и не таятъ догадки своей, зная, что надобно пользоваться щастливою минутою; напротивъ того не хотятъ разумть первой нескромности добродтельныхъ женщинъ: он могли бы испугаться и преодолть склонность; надобно имъ дать время запутаться въ стяхъ. Эта хитрость есть похвала для женщины; тайный любовникъ боится ея гордости, размышленій, и надется на постоянство. Что въ разсужденіи одной есть оплошность, то въ разсужденіи другой есть тонкая хитрость.

   Линдана, видя равнодушное спокойствіе Жеркура, сама вышла изъ замшательства. Тутъ Морфиза начала говоришь съ нимъ. Вижу, что вы длаете, сказала она засмявшись: вамъ хочется обольстить Линдану. -- «Нимало,» отвчала Линдана: «онъ и не думаетъ объ этомъ!» Тутъ вошли другіе гости, и разговоръ сдлался общимъ.

   За ужиномъ Жеркуръ не слъ рядомъ съ Линданою, которая была не весела м задумчива. Посл ужина хозяйка вздумала хать въ маскарадъ съ Жеркуромъ и Линданою. Морфиз было уже 54 года, но она все еще безъ памяти любила сего роду забавы, для того, что славилась такъ называемымъ маскараднымъ остроуміемъ, забывала свое природное добродушіе; всхъ критиковала, насмхалась, осыпала знакомыхъ и незнакомыхъ эпиграммами, чтобы поддерживать славу свою.