Лин-Ли

Когда она в последний раз вот так смотрела на себя и пыталась понять, кто она такая? Когда вспоминала о Центральном госпитале, которым какие-то пару месяцев назад буквально бредила?

Лина потянулась к шпилькам, чтобы привычно заколоть волосы на макушке, и вдруг отдернула руку, будто обжегшись. Мама всегда говорила, что приличная девушка должна собирать волосы в аккуратную прическу, чтобы не выглядеть распутной…

Надоело. До рези в глазах — надоело.

Линетта отошла от зеркала и решительно прошла к шкафу, рывком распахнула дверцы и присела на корточки, чтобы достать с нижней полки большую дорожную сумку, с которой приехала в Прибрежье.

Она и сама не знала, зачем взяла из дома шкатулку, подаренную когда-то бабушкой вместе с ее содержимым: заколками, брошками и прочими женскими мелочами, которые никогда не одобряли родители. Просто бросила в сумку, собираясь в путь, а потом так и не достала — не было надобности.

Сейчас же, буквально задыхаясь от рвущегося наружу внутреннего протеста, она извлекла из шкатулки маленькие металлические зажимы с красноватыми камешками, так подходящими к цвету ее платья. Прошла к зеркалу и заколола волосы у висков, чтобы не лезли в глаза, а остальные оставила распущенными.

Мама схватилась бы за голову, увидев дочь в таком откровенном, на ее взгляд, наряде и с такой возмутительно вольной прической. Отец… Отец и вовсе заставил бы ее переодеться, прежде чем выйти из дома.

Глубоко вздохнув и с вызовом посмотрев на свое отражение в последний раз, Линетта развернулась на каблуках и направилась к выходу.

* * *

Дверь соседней комнаты распахнулась одновременно с ее, и Лина помедлила на пороге, так и не захлопнув свою. В первое мгновение контрастное сочетание светлых волос и темной одежды ослепило.

— О, ты вовремя. — Айрторн приветственно приподнял руку и улыбнулся.

Сегодня он облачился во все черное — в брюки и рубашку, и то и другое — идеально сидящее на поджарой фигуре и наверняка сшитое на заказ.

— Отлично выглядишь, — не сдержавшись, выпалила Линетта.

Зря он предпочитал светлое, черный ему невероятно шел.

Линден как раз повернул голову, чтобы отбросить собранные в хвост волосы с плеча за спину, и замер на середине движения. Поднял на нее глаза.

— М-да, — протянул, задумчиво почесав переносицу. — Обычно это мужчины делают женщинам комплименты, а не наоборот.

У него был настолько озадаченный вид, что Лина рассмеялась. Сам приучил ее говорить то, что думает, вот пусть теперь и расхлебывает.

— Ну, так делай, — смилостивилась она и, наконец отпустив ручку своей двери, покрутилась на месте, демонстрируя платье, которое он уже прекрасно рассмотрел, пока убирал с него следы от слизи злыдня.

На самом деле, Лина рассчитывала, что напарник тоже что-нибудь съязвит, и они вместе посмеются.

Однако Айрторн удивил ее в очередной раз.

— Ты очень красивая, — произнес он совершенно серьезно, и Линетта замерла как вкопанная. — Ферду с тобой повезло.

Лина пораженно моргнула. Это он так шутит, да?

Она так и не поняла, потому как Линден уже встряхнулся, привычно улыбнулся и подхватил ее под руку, увлекая к выходу.

— Пойдем, а то пропустим начало, — заторопил голосом, полным энтузиазма. — Никогда не видел, как жгут соломенное чучело.

И Линетта, решив, что чего-то сама себе напридумывала, поспешила за ним.

* * *

Несмотря на то что начало праздника было назначено на восемь часов вечера, без четверти восемь на центральной площади Прибрежья уже было полно народу.

Над городом сгущались сумерки, но здесь было светло, будто днем. Яркие флажки на натянутых над площадью веревках весело развевались на ветру, а маленькие фонарики между ними отбрасывали вниз разноцветные блики. Они скользили по лицам то и дело задирающих головы кверху горожан, плясали на их одежде, прыгали под ногами по камням мостовой.

Музыканты, для которых отстроили специальный деревянный помост на краю площади, у здания магистрата, готовились к выступлению, и время от времени звуки музыки смешивались с гомоном толпы и вновь затихали, а люди, предвкушая предстоящее веселье, шумели все больше.

Смех, громкие голоса, яркие отблески фонарей — все это смешивалось воедино, оглушая и ослепляя еще на подходе, и Лина инстинктивно замедлила шаг, не спеша выходить на свет из полумрака улицы, по которой к площади продолжало прибывать настоящее людское море.

Айрторн же смотрел вперед глазами, полными восторга, будто ребенок, которого родители впервые взяли с собой на ярмарку.

Он даже присвистнул.

— А в Прибрежье, оказывается, знают толк в веселье, — И только затем заметил, что Лина отстала. — Эй, ты чего? — Обернулся через плечо. — Пойдем, пока не подожгли чучело.

Чучело из соломы и с огромной оранжевой тыквой вместо головы было символом праздника Середины осени. Его надевали на высокий шест, который устанавливали неподалеку от фонтана в самом центре площади, и возносили ему благодарность за прошедший год и урожай, после чего торжественно сжигали, тем самым открывая народные гуляния.