Лимонов

Он снимал там музыкантов, которые, аккомпанируя себе на виолах, пели на бивуаках, перед солдатами, протяжные старинные песни, похожие на нашу «Песнь о Роланде», где говорилось о поражении на земле, обернувшемся победой в глазах Всевышнего, и о том, что жилища турецких завоевателей должны быть преданы огню. Эти же песни он слышал на деревенской свадьбе, их пели и маршировавшие школьники – дети, вооруженные «калашами». Имена былинных храбрецов были заменены в этих балладах именами героев нынешних: Радован (Караджич), Ратко (Младич, сербский военачальник). Ему удалось снять заседание военного совета, где можно видеть, как Радован и Ратко, склонившись над картой, что-то чертят на ней маркером, передвигая границы, а вместе с ними и живых людей, пытаясь договориться о том, какие территории можно сдать, а какие надо держать любой ценой. Иными словами, они решали ту же задачу, над которой билась целая армия дипломатов в Лиссабоне, Женеве и Дейтоне, с той лишь разницей, что здесь они были среди своих, и наблюдать за ними было захватывающе интересно. Доводилось Павлу снимать и Пале, горно-лыжный курорт, построенный в 1980 году к Олимпийским играм в Сараево и считавшийся столицей «Республики Сербской» в Боснии – что-то вроде балканского Виши, только вместо водолечебницы здесь были шале и бобслейные трассы.

В офицерской столовой в Пале Павел обратил внимание на невысокого человека в очках с толстыми стеклами, стриженного бобриком и одетого поверх кожаной куртки в шинель федеральной армии: он был там с компанией отталкивающего вида четников, хотя сам был не из них. Павел подумал, что пистолет калибра 7.65, болтавшийся у незнакомца на бедре, придает ему вид ряженого. Этот тип нацепил его, как туристы на Таити вешают себе на шею цветочный венок, подаренный при выходе из самолета как символ гостеприимства.

Рядом обедала съемочная группа телеканала Antenne- 2. Услышав французскую речь, незнакомец направился к журналистам и без лишних церемоний, как это принято на войне, представился: Эдуард Лимонов, писатель. Любитель ездить по горячим точкам. В прошлом декабре был в Вуковаре, а в июле – в При днестровье. «Типа Бернар-Анри Леви, если так понятней, только из другой компании», – добавил он со смешком. Телевизионщики смотрели на него молча, выражение лиц менялось с недоуменного на брезгливое. «Вы считаете, что для журналиста нормально носить оружие?» – спросил кто-то. Другой высказался еще откровенней, назвав русского негодяем. Тот, видимо, не ожидал такой реакции, однако смутить его оказалось не так-то просто. «Я бы мог вас всех тут положить, – ответил он, указывая на четников, – моим друзьям это было бы не очень приятно, но мне бы они не отказали. А напоследок скажу вот что: я не журналист. Я солдат. Кучка мусульманских интеллектуалов спит и видит, как бы замутить тут исламский халифат; сербы этого не хотят, а они – мои друзья, и плевать я хотел на вас и ваш нейтралитет, изнанка которого – банальная трусость. Приятного аппетита».

И, развернувшись, направился туда, где сидели четники. Обед продолжался в гробовом молчании. Выходя из столовой, звукооператор сказал Павлу, что знает, кто такой Лимонов. Он читал одну из его книг, кстати потрясающую: автор рассказывает о годах своей нищенской жизни в Нью-Йорке и о любви с негром на помойке. Павел расхохотался. «Он спал с неграми? Интересно, его приятели-четники в курсе?»