Лимонов

Выслушал я и рассуждения Бернар-Анри Леви, выступавшего как раз против этой формулировки и утверждавшего, что именно ею обычно оправдывают все трусливые политические уловки, сдачу позиций и бесконечные проволочки. Отвечать словами «все не так просто» тем, кто обличает этнические чистки Милошевича и его клики, – это примерно то же самое, что соглашаться: да, нацисты, наверное, и вправду уничтожали евреев в Европе, но если приглядеться повнимательнее, все не так просто. Нет, бушевал Бернар-Анри Леви, все как раз очень просто, все трагически просто – и я снова согласно кивал головой.

В ту пору, помнится, мне как-то попалась в руки небольшая книжка под недвусмысленным названием «С сербами», написанная десятком французских писателей: Бессон, Мацнефф, Дютур, несколько человек из L’Idiot выступили против намерения демонизировать целый народ, «выбранный козлом отпущения строителями нового мирового порядка (читай: американцами), чтобы обосновать свое террористическое владычество». Эта попытка восстановить справедливость, за неимением лучшего, показалась мне мужественным поступком, поскольку никакой личной выгоды авторы сборника извлечь из нее не могли. Хотя я понимаю, что их бескорыстие вовсе не подтверждает правоту их утверж дений. Им не было никакого смысла идти против общепринятой точки зрения, как не было никакого смысла объявлять себя фашистом в 1945 году, как это сделал после казни Робера Бразийяша его родственник Морис Бардеш[41], просидевший тихо всю оккупацию и после освобождения имевший прекрасные шансы выйти сухим из воды. Подобная смелость вступает в противоречие со здравым смыслом, и я считаю ее глупостью, но все же это – смелость. Мне было нелегко приступить к написанию этой части книги, и, чтобы оттянуть тяжелый момент, я все читал и читал бесконечные исследования и документы по теме, в числе которых мне попался и этот опус, который произвел на меня то же впечатление, что и пятнадцать лет назад. Прежде всего, все той же сербофильской тональностью, традиционной для Франции, а точнее, для Миттерана: как говорил Жан Дютур: «Зачем Франции ссориться со своими старыми товарищами, сербами, на радость тем, кто для нее ничего не значит и от кого не стоит ждать благодарности, – боснийцам и косоварам?» Для простой же публики все аргументы сводились к следующему: я был в Белграде, там очень красивые девушки, сливовица течет рекой, песни звучат до глубокой ночи, и живут там вовсе не дикари, а гордые и застенчивые люди, которых глубоко обижает, что к ним так несправедливы все, и в первую очередь французы, которых они привыкли считать своими друзьями. Ну, хорошо, допустим, думал я, но дело тут не в этом. Попытка убедить меня, того, кто там не бывал, аргументом типа «а я там был» оказалась бы продуктивнее, если бы его высказали люди, побывавшие на фронте, причем по разные стороны баррикад, а не только в глубоком арьергарде одной из воюющих сторон, и проведшие там не пару дней, а хотя бы пару месяцев. В конечном счете, свидетелями, вызывающими у меня доверие, теми, кого я перечитываю и сегодня, убеждаясь, что мое доверие к ним обоснованно, остаются лишь эти двое: Ролен и Атцфельд.