Леарза попытался представить себе, если б Джарван выжила и ей было семнадцать, и если бы у нее появился ухажер; получилось не очень, у семнадцатилетней Джарван в его воображении упорно было лицо маленькой девочки, а ухажер и вовсе никак не появлялся.
-- Не понимаю я его, -- пробормотал он.
-- Ну и ладно, -- мирно сказала Волтайр и заправила ему волосы за уши. -- Бел отправится на Анвин и там увлечется своей работой, и позабудет о нас. Кто знает, что будет, когда он вернется.
-- И спустя сколько лет, -- заметил Леарза. -- Они же опять собираются только наблюдать исподтишка.
Волтайр пожала плечами.
-- Не знаю.
***
Под утро темнота бывает гуще всего; звезды заволокло тучами, несшими в себе снег, и яблони в саду казались мрачными черными призраками, беспомощно раскинувшими руки. Усадьба была окутана первобытной тишиной, и первые серебристые звезды уже падали с неба, блестя в свете фонарей. Из окна на кухне открывалась молчаливая сказочная картина.
Он стоял спиной к двери, уже в куртке, в тяжелых сапогах, и на стуле валялся собранный рюкзак, а он натягивал на руки перчатки. Дверь открылась; он не обернулся, так и смотрел в окно. На кухне царила почти полная темнота, лишь одна маленькая лампочка светилась над столом.
-- Хотел уйти, не попрощавшись? -- чуть дрогнувшим голосом спросила его Волтайр. -- Кто знает, когда ты вернешься.
-- И вернусь ли, -- буркнул Бел. Она подошла к нему и заглянула в его лицо, по-прежнему напоминавшее маску.
-- Не говори глупостей.
Он промолчал. Так они и стояли в тишине, глядя друг на друга; Волтайр пришлось задрать голову. Потом вдруг он поднял руку и осторожно поправил выбившуюся прядку ее волос. Его выражение не изменилось, но один этот короткий жест сказал о многом; Волтайр вздохнула и поймала его руку в перчатке.
-- Ты ведь не откажешься со мной разговаривать из-за него? -- спросила она.
-- Нет, -- сказал Бел. -- Но какие у тебя планы насчет него?
-- Никаких, -- она пожала плечами. -- Я ведь уже не маленькая девочка, Бел. Сейчас нас тянет друг к другу, потому что мы оба... потерянные в этой жизни. Но потом пройдет. Кто знает, может, ты вернешься домой и уже не застанешь его здесь. Но я буду тебя ждать.
Он опустил голову.
-- Я прошу тебя, будь осторожней с ним.
-- Отчего?
-- Он опасен.
-- Бел, -- немного сердито сказала она.
-- Я не шучу. Ты сама не понимаешь, насколько он опасен, Волтайр. Я навидался. Его одиннадцатилетняя сестра, сойдя с ума, убила младшего брата и деда. Если это случится с ним самим...
-- Так ты действительно убил его сестру.
-- Я должен был это сделать.
-- И отчего только он не ненавидит тебя за это.
-- Отчасти потому я и забрал его с Руоса, -- сказал Бел. -- Он больше руководствовался логикой, чем любой другой руосец. Мне показалось, что он похож на нас. Но все-таки это не так. Я думал, если он, по их меркам, атавистичен, темное бессознательное его племени не настигнет его. Я ошибся.
Она стиснула его ладонь.
-- Ты хочешь сказать, рано или поздно он тоже...
-- Скорее всего, -- подтвердил Морвейн. -- Поэтому будь осторожна. Тебе не совладать с ним, если он взбесится.
Волтайр молчала.
-- Поговори с профессором Квинном, -- добавил он. -- Вместе вы придумаете, что лучше сделать. И...
-- Тогда для чего ты убегаешь, Бел? -- резко спросила она. Он осекся и посмотрел на нее с мукой во взгляде.
-- Я слабак, -- потом честно признался он. -- Не хочу, не могу смотреть, как спасенный мной человек погибнет. ...Я только боюсь за тебя.
Волтайр решительно обхватила его руку обеими ладонями и пожала ее.
-- Не надо, -- сказала она. -- Я со всем справлюсь.
Он молча обнял ее и прижал к себе с такой силой, что она потеряла дыхание. Так они и стояли, и снег медленно кружился за окном; Морвейн закрыл глаза, и на его лице впервые за долгие годы было написано живое страдание. Волтайр смотрела прямо перед собой, хоть ей и не было видно ничего, кроме его куртки.
Так было всю жизнь, подумала она с внутренней улыбкой. Бел казался таким большим и сильным и всегда оберегал ее, гонял ее ухажеров, но на самом деле она, маленькая и хрупкая с виду, была его защитником и добрым духом. Бел был неуравновешенным, и только ей порой удавалось привести его в чувство, потому что за ее нежной женственной улыбкой, в ее холодных глазах всегда было ровное спокойствие.
Наконец она мягко пихнула его в грудь и прошептала:
-- Иди.
И он молча отпустил ее, в последний раз заглянул в ее круглое лицо. Волтайр улыбнулась ему. Бел кивнул, будто сам себе, и вышел в темноту.
Она вздохнула; ее лицо приобрело почти что безжизненное выражение: все ее эмоции в это время были заперты глубоко внутри. Она еще видела, как его черный силуэт удаляется в безмолвии зимы, потом выключила свет на кухне и пошла в спальню.
В окна спальни проникал один из фонарей, но достигал лишь потолка, откуда отражался и еле заметным, призрачным светом озарял спящего руосца. Во сне Леарза еще сильнее напоминал ей маленького мальчишку, его темно-русые волосы разметались по подушке, закрывая лицо.