Лиловый (Ii)

   -- Сам Лекс уделяет значительное внимание этому кораблю. И он считает, что с большой вероятностью это раса типа Катар, -- сообщил Бел, в это время рывшийся в своем коммуникаторе.

   -- Я бы еще поверил, если б они относились к техногенному типу, -- воскликнул андроид. -- Они же тогда, получается, должны ненавидеть и бояться всего, что связано с машинами!

   -- Или с искусственным интеллектом, -- хмуро возразил Таггарт, со звяканьем поставив пустую бутылку на пол. -- Только что же вернулись с планеты, на которой был этот несчастный Суайда, или как его, с его реактором, который взорвался к чертям собачьим.

   -- Тогда, возможно, их психическое развитие не зашло слишком далеко, -- пожал плечами Морвейн. -- Насколько мы можем судить по уже открытым цивилизациям, техника будто мешает им.

   -- Не факт, -- отсек Эохад. -- Каин, гони еще бутылку.

   -- Ты опять налижешься и устроишь мне тут карнавал, -- пробурчал андроид, тем не менее бутылку достал. -- Надо бы, пожалуй, припрятать все тяжелые и острые предметы.

   С этими словами он начал перекладывать металлические бруски. Какое-то время только их звяканье нарушало тишину; Беленос с рассеянным видом смотрел в окно, вертя в руках коммуникатор, Таггарт тоже будто задумался с бутылкой в обеих ладонях, между которыми он катал ее.

   Потом раздался звук, который они все хорошо знали; Морвейн от неожиданности едва не выронил коммуникатор, Каин резко обернулся. Таггарт полез за собственным.

   -- Нашли, -- хором сказали они, прочитав пришедшее извещение.

2,47 пк

   Ослепительное солнце заливает своим беспощадным светом двор крепости. Песчаного цвета плиты ровно пригнаны одна к другой, выщербленные тысячами ног и копыт, они видели не один год. Крепость полна воинов, но здесь царит тишина. Каменные ступеньки ведут в сень Бурдж-эль-Шарафи. Высокий угрюмый человек стоит на этих ступеньках... он знает этого человека, но будто годы прошли незаметно, украденные богом времени, и хотя перед его внутренним взглядом этот воин по-прежнему молод и улыбчив, на ступеньках стоит повидавший всякое боец, с морщинами, избороздившими его узкое длинное лицо с треугольным подбородком, и его зеленоватые глаза смотрят мрачно и недоверчиво.

   Хуже: они смотрят с укоризной.

   И он, хотя рад видеть старого друга живым и невредимым, отчего-то медлит и молчит, не знает, что сказать.

   -- А вот и ты, -- хрипло произносит Острон. Он совсем уж не похож на того немного смешного мальчишку, каким был когда-то, теперь он скорей грозный ястреб, высматривающий добычу. -- Неужели тебе хватило храбрости вернуться?

   Он молчит, не понимая, как ответить. Взгляд Острона пугает. Солнце блестит на кольчуге Одаренного нари, будто пламя.

   -- Предатель, -- говорит Острон, будто ударяет ятаганом. -- Ты покинул нас. Ты выбрал другую сторону. Что ж, будь по-твоему, этого уже не исправить. Но ты должен знать, что в этом мире ничего не бывает просто так. Ты расплатишься за свое предательство.

   Он раскрывает рот и закрывает его; все его существо желает возразить на обвинение, но он не знает, как это сделать. Что-то не так... что-то неправильно.

   -- В отличие от тебя, я не знаю будущего, -- говорит Острон. -- Но это и неважно. Тот, у кого сила, держит будущее в своих руках. Умри, трус. Предатели должны быть наказаны.

   Он знакомо передергивает плечами, и вспыхивает пламя.

   ...Леарза вскинулся резко, судорожно хватая воздух ртом. Ему все еще казалось, будто он горит; острая боль пронзала его, и жидкое пламя затекало в легкие, но чужое багровое небо успокаивающе-прохладно укутало его собой, и еле слышно зашуршал кондиционер: умные машины зафиксировали повышение температуры тела хозяина комнаты.

   Он все никак не мог проморгаться, чувствуя себя беспомощно-слепым. Странный сон... страшный сон: хоть в нем по себе не было ничего особо пугающего, все же Леарза испугался.

   Наконец он пришел в себя, но остался сидеть в постели, глядя в широкое окно. В последние дни он завел привычку закрывать штору только наполовину: ослепительные огни города мешали спать, но и полная темнота, как ему казалось, душила его. И теперь половина комнаты была погружена во мрак, а другая сияла.

   Он закрыл лицо ладонями и потер себе щеки; боль исчезала. Дурацкий сон... Леарза никак не мог взять в толк, отчего во сне Острон обвинял его. Вполне естественно, что ему снилась его родная планета, она и без того постоянно снилась ему. Бывало, снились ему и Одаренные, с которыми он путешествовал столько времени.

   Только почему это "предатель"? Он никого не предавал. Он не был волен выбирать. Бел все решил вместо него, люди Кеттерле решили вместо него и продолжали решать, изо дня в день: Леарза был в их власти.

   Он долго думал, не в состоянии даже просто сомкнуть век, раскачивался на своем месте, потом улегся навзничь и смотрел в потолок, продолжая думать. Леарза никогда не верил в сны, не верил и теперь, а время, проведенное на Кэрнане, и еще добавило к этому свой отпечаток, и потому он решил: все-таки в глубине души он чувствует вину. Не за то, что бросил Руос, конечно, это не он выбрал покинуть погибающую планету.