Лилия и серп

Мерцает их слава, то кротче, то строже,
Великая полночь их сменой полна,
Но сердце, как тайна, все то же, все то же,
И боль кочевая все также одна.

Лишь вижу: напрасна молитва в пустыне,
Что с бледною дрожью слагают уста,
И горек мой посох — доныне, отныне —
Где выкован череп под знаком креста!

Лишь знаю, что в мире — две разных ступени:
Средь высей зацветший покой
И в дольней дороге от тени до тени —
Заблудший в смятении разум людской!

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Скользнул закат по высям отдаленным,
И вновь шепчу я сердцу моему:
Познав весь свет, равно неутоленным,
Падешь во тьму…

На всех стеблях, чья стройность длится хрупко,
Зажжется свет, затмится и пройдет…
И лишь полынь — на дне живого кубка,
Где будто был налитый на пир мед…

В миг пламени веков седая Пряха
Роняет прах, и меркнет вдруг игра,
И каждый раз для холода и страха
Влачусь я от костра…

Смыкает день стоогненные сроки
В полях земли — лишь в небе облака
Цветут, горят… Но искры их далеки!
И дрожь близка…

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Полдневный лен и розы отцвели…
В последний раз, чуть зыбля свет в пыли,
День шелестом касается земли…

И где сливалась ткань земного сна
Из зыбкого цветного волокна,
Немая даль немых теней полна…

И где пылал о разном миг и миг,
Весь призрак яви, как единый лик,
У звездного порога вдруг возник…

Мир пестроты, свершившей свой завет,
Облекся в прах без знаков и примет,
И на земле у сердца крова нет…

В твой звездный храм приотворялась дверь,
И ты, душа, раскрытая теперь,
Всю нищету отдельности измерь!

«Как срок дан искре, срок — волне…»

Как срок дан искре, срок — волне,
Так сердце мечется во мне…

Вот, алчное, в твоей тени
Зажглись нежданные огни!

Их трепет праздный, но живой
Своим забвением удвой…

Tвой жребий вплел в их знойный миг
Пыланье всех надежд твоих…

Умей беречь, умей продлить
Из молний сотканную нить…

Их цвет пустой возьми в свой путь,
Скитанью преданная грудь,—

Их цвет, что цвел лишь раз вблизи,
Сквозь слезы в далях отрази,—

И всю их пламенную ложь,
Тоскуя, в памяти умножь!

«В тревогах жизни, в час непрочный…»

В тревогах жизни, в час непрочный,
Свой жар лишь вешним снам предав,
Молись, душа, тропе восточной
И шелесту росистых трав…

Дышать тревогой переменной
Всему, что в яви, суждено,
И все, что было — колос тленный,
Отдавший Пахарю зерно…

И Суд веков замыслил строго,
Чтоб был лишь мигом беглый миг,
Чтоб билось сердце у порога
Свершений и надежд своих…

Но Зодчий дней, в любви суровой,
Торопит каждый взмах крыла,
Чтоб мука смерти жизнью новой
И новой юностью была…