– А твои голуби? Ведь ты зарабатывал ими хлеб? Ведь они у тебя ученые и своими забавными проделками потешали детей! Если уж ты по обещанию должен принести жертвы, то пощади же этих животных, необходимых тебе… Вот, возьми себе денег, на которые можешь купить для жертвы других голубей и овцу.
Но Вартимей ответил доброму рабби:
– Слушай, что я тебе расскажу. Мой отец заболел и был при смерти, и я дал обет Богу: если Он поможет моему старику, то я принесу одного из моих голубей. А на следующий день захворала точно так же моя мать, вскормившая меня, а она любила меня больше всех, ибо я был слеп от рождения. Тогда я обещал Богу второго моего голубя. Но в ту же ночь заболела моя маленькая слепая дочь, которую я никогда не видел, как и она не видела своего слепого отца… и тогда уж мне пришлось обещать все, что я имею: обоих голубей и овцу, хотя я любил их почти не меньше, чем своего ребенка. И вот – мой отец, моя мать и дочь выздоровели, и в радости моей я пошел к храму, чтобы принести Богу свои дары. Это будет мне очень трудно, о, рабби! Но не должен ли я исполнить обещанное? Жалко мне расставаться с ними. Большая это для меня потеря. Но Бог не допустит слепому Вартимею долго страдать, ибо Он же видит, что я принес Ему любимых моих голубей и овцу, и это – все, что у меня было.
С этими словами он дернул за веревку овцу, и она послушно повела его по дороге дальше. Я видела, как текли слезы из его незрячих глаз, и он ласкал и целовал своих ученых голубей, сидевших у него на груди. Мне стало грустно. Я была тронута верой этого бедняка; он, не видящий людей, казалось, видел Бога и чувствовал Его присутствие. Живет же искренняя вера в сердцах у простых и бедных людей! И такая вера, какой мы не находим у наших гордых и высокоумных священников.
В воротах стража не задержала нас рассматриванием проходных свидетельств и взысканием подорожной подати, от чего освобождаются только пешеходы; конные же или едущие на мулах должны иметь свидетельства от прокуратора. Но начальник стражи, как только увидел нас, тотчас пропустил вперед всех прочих собравшихся тут путешественников, говоря, что молодой центурион Эмилий приказал нас не задерживать. Суровые римские стражи в железных шлемах, стоявшие тут, произвели на меня впечатление людей, способных завоевать весь мир. И действительно, как подумаешь, как мало на земле городов, ворота которых не охранялись бы такими же железными людьми, так же вооруженными и одетыми и такими же бородатыми и грозными, как эти… Оно все же внушает мне больше страха, чем уважения, – это всемирное господство Рима!
Едва только мы вышли за городские ворота, нас обдало с холмов таким чудным, свежим воздухом, насыщенным ароматом акаций и маслин! После долгого пребывания дома, среди тесных городских улиц, мне показалось, что и я, как сизокрылый голубь, вырвалась из клетки и лечу в пустыню, как будто мне даны те крылья голубя, о которых так мечтал царь Давид102. Направо от нас, недалеко от Овечьих ворот, рабби Амос показал мне небольшое озеро или пруд, называемый купальней Вифезды. Я увидела трогательное зрелище: пять портиков, окружавших воду, были наполнены больным и немощным народом. Хромые, увечные, слепые, иссохшие люди ждали тут, как сказал рабби Амос, «движения воды»; он говорит, что в некоторые времена года Бог посылает Ангела к этой купальне – всколыхнуть в ней воду, и тогда, кто первый погрузится в эту воду, выздоравливает.