Но ведь «разные дела и просьбы» все-таки были! И письмо (не для того же, чтобы доверить шпионскую тайну обычной почте!) Агранов почему-то ОБЯЗАТЕЛЬНО должен был отправить в Берлин. Весьма вероятно, что какие-то специальные задания (встретиться... поговорить... довести до сведения то-то и то-то... рассказать впоследствии о реакции...) Брики все же имели. Из письма Лили (Берлин, начало марта) видно, что другие (а может быть, те же?) задания ей дал и другой лубянский товарищ — Лев Гилярович Эльберт. «Обязательно скажи Снобу, — просила она Маяковского в письме из Берлина, — что адрес я свой оставила <тому, кому было велено! >, но никто ко мне не пришел, и это очень плохо».
Кому — плохо?! Мы вправе — и должны! — задать этот важный вопрос. Чем обременила и обеспокоила Лилю неявка анонимного адресата, если просьбой оставить свой адрес ограничилось полученное ею задание? Почему данные ей поручения, которые она в своих письмах неуклюже шифрует, Лиля принимала так близко к сердцу? Перечень загадок станет еще более длинным, если учесть, что именно Сноб — чекист Лев Эльберт, а не кто-то другой из друзей (впрочем, с ними уже все было порвано) переселился в Гендриков после отъезда Бриков и заменил Бриков в качестве ежедневного общества «осиротевшего» Маяковского. Лубянские иерархи от него просто не отлипали, случайно (или намеренно?) оттеснив от поэта его привычный крут.
Скандал в связи с отказом в выдаче Брикам заграничных паспортов не имел ли целью снять подозрения об их причастности к «службам» и, напротив, подчеркнуть тем самым отсутствие этой причастности? И даже «гонимость» у себя дома? Весьма вероятно.., Логично— во всяком случае. К такому элементарному камуфляжу «службы» и раньше, и позже прибегали не раз. Но это вовсе не значит, что в роковом отъезде Бриков непременно кроется загадка гибели Маяковского, будто бы подготовленной шефами лубянского ведомства.
Загадкой было и остается только одно: как могла Лиля, с ее безошибочно тонким чутьем, легкомысленно отправиться в не слишком ей нужный вояж и оставить Маяковского на столь длительный срок наедине с собою самим? Притом в тот самый момент, когда его нервное напряжение было уже на грани срыва... Пе оттого ли, что эта поездка была прежде всего нужна вовсе не ей и отложить ее она уже не могла, даже если? бы захотела? Впрочем, и эта гипотеза нуждается в доказательствах. Абсолютно достоверных пока не существует.
Как и все туристы с интеллигентными запросами, оказавшиеся в одном из крупнейших европейских центров культуры, Лиля и Осип посещали в Берлине книжные магазины, выставки и театры. Но особый восторг на Лилю производил, как всегда, зоопарк, прославленный Zoo, где «народилось щенят видимо-невидимо! Львячьих, тигрячьих, слонячьих, кенгуровых, обезьяновых». Так сообщала она Маяковскому о своем ознакомлении с европейской культурой. Ждала в Берлине английскую визу — сначала без особых надежд, потом появились надежды, чуть позже уверенность: визы будут! Пообщаться с московскими гостями приезжали из Парижа Эльза и Арагон: тут и состоялось знакомство Лили с избранником младшей сестры. Новым — и окончательным.
«Скучаем, любим, целуем», — телеграфировал в Берлин Маяковский от своего имени и от имени щенка Бульки. Ничто, казалось, не предвещало печальных событий. Но о той драме, которую переживал тогда Маяковский, в письмах нет ни единого слова. Даже сокрушительный провал московской премьеры «Бани» у Мейерхольда он представил Лиле как несомненный успех.
«Трескучая и холодная болтовня», «издевательское отношение к нашей действительности» — такими были официальные газетные отклики о спектакле. Все понимали, что означают эти политические ярлыки. А тут еще Маяковского настиг тяжелейший грипп, который он всегда переносил мучительно тяжело и которого очень боялся. Но и это, наверно, как-нибудь могло обойтись, если бы не новая любовная история, длившаяся уже несколько месяцев. И в нее он тоже был вовлечен не без участия Лили.
Сразу же после того, как Маяковский вернулся из Парижа, Лиля поставила перед собой задачу пресечь дальнейшее развитие парижского романа — весьма для нее опасного и с непредсказуемыми последствиями. Ни одна другая влюбленность Маяковского не длилась так долги и не была столь интенсивной. Вероятность супружества была на этот раз достаточно велика, так что позволить событиям развиваться естественно — в надежде, что они, как бывало в прошлом, ни к чему конкретному не приведут, — на это Лиля пойти не могла.