Ликвидатор

Маленький кивнул:

— Это старик Кул собственной персоной. И знаешь что, сынок. Я работал с ним впервые и могу сказать, идея эта мне не сильно нравилась. Может, у него и есть репутация, но когда человека зовут Кулидж Люсинда… к тому же я был в этом бизнесе, когда он пацаном в школу ходил. Но должен отдать ему должное. Думаю, у него от природы злобный ум. Знаешь, когда я приехал сюда вчера утром первым и осмотрел место, то мог бы поклясться, что здесь все чисто, чище не бывает. Но не Кул. Днем он настоял, чтобы снова все обойти и проверить, и когда увидел ту машину, то как будто стал нюхать воздух, как боевой пес.

«Что это, черт побери?» — сказал он. «Она была здесь весь день, — ответил я. — И она не на территории поместья Керли. Это Соединенное Королевство, — сказал я ему. — Наши дела сюда не распространяются. Я считаю, пока дом у нас прикрыт как надо, с работой мы справляемся». И знаешь ли ты, что он сказал, сынок? Он сказал: «Мы прикрываем дом, Сэм. Но если завтра вечером эта телега все еще будет здесь, мне захочется немного поболтать с ее хозяином». Как я тебе говорил, надо отдать ему должное.

— Значит, тебя зовут Беннет? — спросил Уайлд.

— Верно, сынок. Получается, ты уже был здесь, когда я приехал. Неглупо. Расскажи мне об этом. — Он улыбнулся. — Может, я должен тебе сказать, что воевал в особых частях во время войны с фрицами? — Его глаза скользили по телу Уайлда вверх и вниз.

— Она кончилась, — напомнил ему Уайлд.

— Не думаю, что здесь есть какая-то, к черту, разница. Красные для меня по-прежнему такого же цвета, и для Кула тоже. И ты достал Сталица. Это пятно на его стопроцентной репутации. Я прикидываю, что только одна вещь на свете сможет заставить Кула улыбнуться снова. — Его кулак вонзился в ребра Уайлда. Тот сделал резкий вдох и почувствовал, как по боку потекла кровь. — Ты заговоришь как фонограф. И для тебя же лучше, если это будет хорошая история.

— О, я заговорю. Попробуй потом меня остановить. Приведи сюда Люсинду, и твои проблемы закончатся.

— Люсинда в госпитале, навещает Бегли. Ты должен постараться сначала рассказать все мне, сынок.

— Я буду говорить с большим человеком или не буду говорить вовсе.

Сжатый кулак ударил в подбородок. Голова Уайлда дернулась, боль каскадом хлынула из разбитой головы, как двойное шотландское виски, разведенное бренди и подогретое на медленном огне. Он закрыл глаза, судорожно пытаясь вдохнуть, потом очень осторожно расслабился, и боль начала утихать.

— Продолжай в том же духе, — прошептал он, — и говорить будет невозможно.

Беннет приблизил к нему лицо:

— Я мог бы ударить тебя еще кое-куда, сынок. Тебе следует забыть о том, что для меня ты — человеческое существо. Если бы я наступил на тебя на улице, то помыл бы ботинки. Ну, я тебя слушаю.

— Записывай, — сказал Уайлд. — Я хочу дать показания.

— Верно.

Уайлд испытал облегчение, когда Беннет отошел от кровати и уселся на стул у окна. Он положил ногу на ногу и закурил сигарету. Достал блокнот, щелкнул шариковой ручкой. У Уайлда впервые появилась возможность осмотреть комнату. Он все еще находился в доме Керли, на чердаке, судя по скату потолка, но не в жилой его части. Единственной мебелью были дешевая железная кровать и стул, деревянный пол ничем не застелен.

— Я хотел бы знать, что случилось с миссис Гудерич.

— Хотел бы, да? Всю ночь она распевала, словно канарейка. Про то, что ты коммивояжер, который появился пару дней назад и кормил и поил ее. Она говорит, что прошлой ночью ты всего лишь пытался выбраться из дома.

— И вы ей не поверили?

Беннет улыбнулся:

— Ты убил одного человека и отправил двоих в больницу. Что бы ты наделал, если бы пытался попасть в дом?

— Она говорила правду, знаешь. Я использовал ее, чтобы оказаться в доме, но ни в чем другом она не виновата.

— Можешь вставить это в свои показания.

— Что ж, очень хорошо. Меня зовут Гарольд Джордж Эдвард Сент-Винсент Хоуп. Я родился в Лондоне 23 августа 1930 года.

Беннет энергично строчил, опустив голову, дым окутывал его голову, словно дрейфующее облако.

— Я коммивояжер, — продолжил Уайлд. — Торгую шерстяным нижним женским бельем ручной вязки. Зарабатываю хорошие деньги. К сожалению, люблю играть на скачках. Три года назад мне намекнули на победителя в Дерби. В минуту безумия я собрал все деньги, которые сумел наскрести, три тысячи шестьсот девять фунтов четыре шиллинга и три с половиной пенса, заложил часы и пару запонок, доставшихся мне от бабушки по матери, и все поставил на эту лошадь. Когда скачки начались, чертова скотина развернулась и побежала в другую сторону. Я оказался в очень неприятном положении, потому что все еще должен был шесть с половиной пенсов за молоко.