, разговоры по которому кодируются одноразовым ключом в пятьсот двенадцать бит. Эти программы были разработаны АНБ и выложены в закрытое хранилище для использования агентами, находящимися на холоде и потерявшими обычные средства связи. По мнению криптоаналитиков АНБ, этот телефон не раскололи даже аналитики МОССАДа, на которых работали русские программисты.
Пока загрузились программы, он успел не только выпить кофе, но и съесть кнедлики. Сидел он в глубине зала, спиной к стене и лицом к витрине. По нынешним временам ни в чем нельзя быть уверенным – но он думал, что за ним никто не следит.
Немного утолив голод и загрузив то, что нужно, он собрал все свои свежекупленные девайсы. Снова спустился в метро и больше часа знакомился с подземной Варшавой. Вышел на Светокрыжской, пошел в сторону площади Маршала Пилсудского…
Там, в толпе туристов он набрал номер. Номер он запомнил в Вашингтоне, по нему он мог всегда связаться с куратором, который имел выход на самый верх и контролировал ситуацию. Куратора он знал лично, а куратор знал его.
– Я слушаю.
– Это Странник. – Он назвал свой оперативный псевдоним. Рядом с ним фотографировались какие-то… японцы, что ли?
– Где вы находитесь?
– В Варшаве.
На другом конце провода находился Натан Майер, один из наиболее близких людей к министру безопасности родины Аренбергу.
– Что произошло? Доложите.
Странник коротко доложил о произошедшем. Майер слушал не перебивая, что было уже большим плюсом – его непосредственный командир, подполковник Бидоу, уже орал бы. В армии любят поорать.
– То есть, первый же агент, на которого вас вывели, оказался двойником, – уточнил Майер.
– Так точно, сэр.
Случившееся наводило на серьезные размышления. Если станции ЦРУ в Москве на протяжении последних лет «дули в уши», то не исключено, что придется пересматривать всю интегрированную разведывательную оценку по России и по проблеме кавказского терроризма. Они уже нарвались раз с Царнаевыми, тогда особо серьезных выводов не сделали, списали на акт одиночек, который невозможно отследить – хотя информация о подозрительном поведении чеченских братьев была. Но вот это – это уже конкретный провал разведслужбы. По которому пойдут решения, в том числе кадровые.
– Ваши предложения по случившемуся?
– Сэр, я должен вернуться… – решительно сказал Ефимофф.
– Почему? Вы понимаете, что засвечены?
– Не совсем так, сэр. Русские накрыли меня на точке и задержали вместе со всеми, в числе прочих. И точно так же в числе прочих выдворили из страны. Информации для принятия по мне более жестких решений у них нет.
– Вы уверены в этом?
– Сэр, в таких делах нельзя быть ни в чем уверенным. Но весь мой опыт говорит – надо продолжать.
Майер помолчал. То, что они затеяли, было безумной игрой, во многом на свой страх и риск, – и он отвечал за эту игру лично. Если его человек облажается – Аренберг не прикроет его, он его сдаст. Рассчитывать на другое было глупо.
Министерство безопасности родины создавалось Бушем во многом конкретно под своих друзей – Майкла Чертоффа и Джона Негропонте. Официально целью его создания была координация усилий всех многочисленных ведомств и спецслужб в борьбе с терроризмом. По факту, МБР дублировало функции уже существующих разведывательных ведомств, и после смены караула в Белом доме и нарастающих бюджетных проблем – у приближенной к Белому дому силовой верхушки возникало все больше и больше вопросов по поводу необходимости существования МБР. Президент в своей деятельности опирался большей частью на ЦРУ, директором которого он провел своего человека, и на вновь созданное Агентство военной разведки, как часть Пентагона. Координацию же усилий решили намного проще, еще со времен Дэвида Петреуса и Роберта Гейтса научились создавать временные сводные оперативные группы из представителей разных структур, как военных, так и гражданских. МБР же погрязло в накапливании и хранении информации, постепенно становясь чем-то вроде продвинутого архива.