— Я уверен, Ферн, Ной будет тебе благодарен за это, — заверил он.
А она печально подумала: «Не его благодарность мне нужна. А твоя».
— Может, все-таки поговорим? — спросила Клэр.
Вместо ответа Ной съежился, словно амеба, и придвинулся к пассажирской дверце.
— Рано или поздно, дорогой, нам придется поговорить об этом.
— А зачем?
— Затем, что тебя отстранили от учебы. И теперь мы даже не знаем, когда тебе разрешат, если вообще разрешат, вернуться в школу.
— Ну, не вернусь в школу, и что с того? Я все равно там ничему не научился. — Он отвернулся и уставился в окно, давая понять, что разговор окончен.
Клэр молча вела машину, ее взгляд хоть и был устремлен на дорогу, но она едва ли замечала, что там происходит. У нее перед глазами всплыл образ ее пятилетнего сына — мальчик свернулся калачиком на диване и был слишком расстроен, чтобы рассказать, как его в тот день дразнили в школе. Он никогда не отличался словоохотливостью, подумала она. Всегда замыкался в себе, окружая себя стеной молчания, и с годами эта стена стала еще более толстой и непробиваемой.
— Я все думаю, что нам делать дальше, Ной, — начала она. — Мне нужно понять, чего хочешь ты. Правильно ли я поступаю, по твоему мнению. Ты ведь знаешь, что с работой у меня не все в порядке. А теперь, когда окна разбиты, а ковры изуродованы, пройдут недели, прежде чем я снова смогу принимать пациентов. Если они вообще захотят прийти… — Клэр вздохнула. — Я просто хотела найти место, где бы тебе было хорошо, где мы оба могли бы начать новую жизнь. А сейчас мне кажется, что я лишь все испортила. — Она въехала во двор дома и заглушила мотор. Некоторое время мать и сын сидели молча. Потом она повернулась к нему. — Можешь не рассказывать мне ни о чем прямо сейчас. Но потом нам придется все обсудить. Мы должны принять решение.
— Какое еще решение?
— Стоит ли нам вернуться в Балтимор.
— Что? — Он вздернул подбородок и наконец посмотрел на маму. — Ты хочешь сказать, уехать отсюда?
— Ты же сам постоянно твердишь, что хочешь вернуться в Балтимор. Сегодня утром я звонила бабушке Эллиот. Она сказала, что ты можешь приехать прямо сейчас и пожить у нее немного. А я приеду потом, когда упакую вещи и выставлю дом на продажу.
— Ты опять за свое. Решаешь за меня, как мне жить.
— Нет, я прошу тебя помочь мне сделать выбор.
— Ты не просишь. Ты уже все решила.
— Это неправда. Однажды я совершила ошибку и больше не хочу повторять ее.
— Ты хочешь уехать, я правильно понял? Все эти месяцы я мечтал вернуться в Балтимор, но ты меня не слушала. Теперь ты решаешь, что пора валить отсюда, и при этом спрашиваешь: «Чего ты хочешь, Ной?»
— Я спрашиваю, потому что это важно для меня! Я всегда считалась с твоими желаниями.
— А если я скажу, что хочу остаться? Что, если у меня появился друг, который мне очень дорог, и она живет здесь?
— Все эти девять месяцев ты говорил только о том, как ты ненавидишь это место.
— И тогда это тебя не волновало.
— Чего же ты хочешь? Что я могу сделать, чтобы ты был счастлив? Есть хоть что-нибудь, что может доставить тебе радость?
— Ты опять кричишь на меня.
— Я так стараюсь, но никак не могу тебе угодить!
— Хватит орать на меня!
— Ты думаешь, легко быть твоей матерью? Думаешь, с другой матерью тебе было бы лучше?
Он ударил кулаком по торпеде, а потом повторил этот жест еще и еще раз в такт своим выкрикам:
— Хватит — на — меня — орать!
Она уставилась на сына, пораженная силой его ярости. И тем, что из его ноздри вдруг вытекла яркая капелька крови. Она упала и скатилась на куртку.
— У тебя кровь…
Он машинально коснулся верхней губы и уставился на свои окровавленные пальцы. Из носа вытекла еще одна капля; она скатилась по лицу и тоже упала на куртку, превратившись в ярко-красное пятно.
Ной распахнул дверцу машины и побежал к дому.
Поспешив за ним, Клэр обнаружила, что он заперся в ванной.
— Ной, открой.
— Оставь меня в покое.
— Я хочу остановить кровотечение.
— Оно уже кончилось.
— Можно мне посмотреть на тебя? Все нормально?
— О Господи! — взревел он, и Клэр услышала, как что-то упало на пол и разбилось. — Почему ты не можешь просто уйти?
Клэр все стояла, глядя на запертую дверь и молясь, чтобы она открылась; но было ясно, что она не откроется. Между ними уже и без того выросло слишком много запертых дверей, а эта была лишь очередной преградой, которую она даже не надеялась преодолеть.
Зазвонил телефон. Бросившись на кухню, она устало подумала: «На сколько же меня хватит?»
В телефонной трубке кричал знакомый встревоженный голос:
— Док, вы должны срочно приехать сюда! Ее нужно осмотреть!
— Элвин? — удивилась Клэр. — Это Элвин Клайд?
— Да, мэм. Я у Рейчел. Она не хочет ехать в больницу, поэтому я решил позвонить вам.
— Что случилось?
— Я точно не знаю. Но вам лучше приехать как можно скорее, потому что она залила кровью всю кухню.
18
Когда Клэр прибыла к дому Рейчел Соркин, уже смеркалось. Стоя на крыльце, Элвин Клайд наблюдал за своими собаками, которые носились по двору.
— Плохо дело, — мрачно сообщил он, когда Клэр поднялась по ступенькам.
— Как она?