Лик Черной Пальмиры

Все оживились. Звякнула посуда, вилки потянулись к нарезанным закускам. Швед наконец справился с хитроумными запорами, со второго захода, и в комнату ворвалось ночное лето, более теплое, чем кондиционированный воздух квартиры, напоенное запахами большого города и пропитанное звуками дома у реки. Еле слышно плескала вода о набережную; звук доносился даже на десятый этаж. Где-то выше лаял на балконе пес. А еще по соседству знакомо бухала бас-гитара: бархатисто, мощно. Лайк и Швед тотчас навострили уши.

Потом бас ненадолго смолк, но буквально через несколько секунд раздался характерный счет ритм-автомата и заиграл явный сэмпл. А бас вплелся в него, заслонив скупые машинные квадраты. И зазвучала песня, совершенно незнакомая. Нечто откровенно панковское, эпатирующее – с разухабистой мелодией, нарочито дешевеньким звучанием и намеренно плохо зарифмованное, но вместе с тем довольно забавное:

Разбился об стену —
Мозгами хлюпни,
И кости в канаву —
Кричи не кричи.

Вы труп не видали:
Глаза на стекле,
Рука на педали,
Нога на руле.
Кошмар в извращенном аду!

На втором плане кто-то азартно помогал вокалисту совершенно не имеющими отношения к тексту возгласами, далеко не всегда членораздельными:

Водил он машину
В различных краях,
Теперь вот и шины,
И жизнь потерял.

В больнице распяли
Врачи на столе…
И все же собрали,
Но монстра уже.
О ужас в извращенном аду!

– Во дают! – заценил Ефим. – Панкуха конкретная! Зашибись!

Меж тем неведомые музыканты продолжали историю зомбического шофера:

Он сел за баранку,
Андроид такой,
И сразу на гонку —
Как будто живой.

Машины сбивая,
Летел, как стрела,
И скорость убила
Его тормоза.

Кошмар в извращенном аду!

Хотел разогнаться
Еще он быстрей,
Но поршень сломался —
Спасайся скорей!

В натуре, ужасен
Был путь тормозной:
Его завершали
Сосна за сосной!

Его завершали сосна за сосной!

Это «сосна за сосной» прокричали с таким драйвом и увлеченностью, что захотелось то ли подпеть, то ли вскочить и куда-то бежать, бежать…

А песня тем временем свалилась в веселенький повторяющийся квадрат с еще более «содержательным» текстом:

На тракторе по минам!
На тракторе за пивом!
На тракторе за водкой!
На тракторе по рожам!
На тракторе по бабам!
На тракторе по трупам!
На тракторе по шпалам!
На тракторе по небу!
На тракторе по лесу!
На тракторе по лужам!
На тракторе по струнам!
На тракторе по монстрам!
Учитесь в институте!

Институт всех добил окончательно.

– Та-ак, – протянул Лайк многозначительно. – Кажется, наклевывается сейшн. Ну-ка, давайте еще по одной накатим, а потом, Ефим, собери закусь да водки пару пузырей прихвати. В гости пойдем.

– Рояль берем с собой? – сострил Симонов.

– Возьмем саксофон, он легче, – не растерялся Лайк. – А клавиши у соседа, я слышу, имеются.

Скоренько собрались. Музыка доносилась с их же этажа, явно из квартиры напротив. Арик довольно уверенно справился со входными запорами. Лайк, с саксофоном в чехле в одной руке и с бутылкой водки в другой, встал перед дверью, дождался, когда песня перейдет в коду и завершится, и только потом утопил кнопку звонка. Не рукой – руки были заняты. Даже слабенькому магу для такого простого трюка руки не нужны.

Хозяин открыл довольно быстро – невысокий плотненький и толстенький мужчина лет тридцати, немного похожий на татарина. С бородкой. В капповской кепке, линялых джинсах, красной кока-коловской футболке и босиком. Физиономия у него была умная и хитрая. На футболке кока-коловским шрифтом при ближайшем рассмотрении было выведено вовсе не название популярного напитка, а вполне русское сочетание «Суки-бляди».

– Привет, – сказал Лайк. – Второй день слушаю, как ты играешь. Вот, решил зайти…

– Привет. А чего только сейчас? Надо было сразу.

– Водки не было, – вдохновенно соврал Лайк.

– Заходи.

– Только я не один. С друзьями.

Показались и остальные, впереди – Ефим и Швед с пакетами и Рублев с чайником.

Хозяин обреченно махнул рукой и отступил в глубь квартиры.

Он был обыкновенным человеком. Ни малейших задатков Иного.