Лия

Борисов тотчас остановился. Быть может, это притаившийся враг.

Он переложил шашку в левую руку, вынул револьвер и осторожно двинулся к тому месту, где скрылась мелькнувшая фигура. Нервы напряглись, слух обострился. Ему послышался легкий шорох и тихий вздох.

-- Кто там? выходи! -- крикнул Борисов, поднимая револьвер.

Кругом царила мертвая тишина. Борисову стало жутко.

Притаившийся враг всегда страшнее, чем десять нападающих открыто. Явная опасность вселяет мужество, скрытая -- парализует волю.

-- Выходи, а то буду стрелять! -- снова крикнул Борисов, и глухой выстрел прорезал тишину ночи.

-- Ну, пожалуйста, не стреляйте! -- вдруг раздался дрожащий голос, и из канавы вылез человек. -- Это я.

-- Кто ты? -- спросил Борисов, опуская револьвер и чувствуя в душе живую радость. По дрожащему голосу и характерному акценту, он сразу узнал перепуганного еврея.

-- Ц? Толька Хаим Струнка, -- ответил дрожащий голос.

Борисов в темноте смутно увидал согнувшуюся фигуру подошедшего к нему еврея. Он не мог разглядеть его лица, но увидел невысокую фигуру в ватном пальто и меховой шапке, торчащую бороду и узкие поднятые плечи.

-- Как ты сюда попал?

-- Ну? а как попали вы? -- ответил, видимо, уже оправившийся от страха, еврей.

-- Я заблудился. Мне нужно пройти на форт номер четвертый.

-- На форт номер четверты-ый? -- сказал еврей. -- Пхе! это совсем не здесь.

-- А где здесь? куда отсюда можно выйти?

-- А вы же у города. Я шел домой и вижу огонь. Сверкнет здесь, сверкнет там. Я совсем перепугался и спрятался в канаву.

-- Ты говоришь, я у города. Проводи меня в город. Я озяб, устал и голоден.

-- Пойдемте, пожалуйста, -- сказал еврей. -- Тут совсем близко. Вы можете у меня и согреться, и немного покушать...

Борисов был рад, что окончились блуждания, и он может провести ночь у еврея.

-- Веди, -- сказал он.

Еврей тотчас повернулся и быстро пошел по дороге. Борисов шел следом за ним.

-- Куда же ты ходил? -- спросил он еврея.

-- А тут мой Мойша стоит с солдатами в форте у номер восьмой. Я был у него, а потом пошел себе до дома. А вот и город! -- Еврей остановился и указал рукою вперед.

Борисов разглядел слабо мерцающие огоньки.

-- Сейчас и дома будем! Прошу пана! -- Еврей прибавил шаг; они, увязая в сугробах снега, перешли дорогу и подошли к крошечному домику, с тремя крошечными окнами и крошечным крыльцом, занесенным снегом. Еврей постучал в окошко и закричал:

-- Ну! Лия! это я, отвори...

III.

В окошко мелькнул свет. За дверью послышался нежный девичий голос:

-- Ты, отец?

-- Я, Лия, отвори...

Дверь открылась. В просвете открытой двери Борисов увидал девушку. Свет от керосиновой лампы падал на её лицо, и Борисов успел разглядеть тонкие, строгие черты, большие, черные глаза, вьющиеся черные волосы. Тонкая, стройная девушка стояла в дверях, держа в одной руке жестяную лампу, а другой запахивая на груди платок. Лицо её вдруг приняло испуганное выражение, и взгляд с тревогою остановился на Борисове.

-- Ну, это господин офицер, -- сказал еврей, входя в тесные сени. -- Они заблудились, и я их привел к нам.

Лицо девушки стало спокойно. Она отодвинулась. Борисов вошел в сени следом за евреем и молча поклонился девушке.

-- Запри дверь, -- сказала Лия еврею и, повернувшись, пошла в комнату.

-- Идите за ней; я буду запирать двери.

Борисов сбил с сапог снег и вошел в тесную, низкую комнату. На него пахнуло затхлым душным воздухом бедного еврейского жилья. В смешанном запахе слышался запах чеснока, хлеба, кожаного товара, чего-то кислого и коптящей керосиновой лампы. За печкой у стены стояла широкая кровать с грязным ситцевым одеялом и грудою подушек в красных наволочках; напротив стояли сосновый стол, табурет, скамья и несколько стульев, в углу на стене висел маленький шкаф; у окна стоял низкий табурет с кожаным сиденьем, и подле него на полу валялись сапожный товар, молоток и колодки.

Лия, завернувшись в платок, сидела на скамье, прислонясь спиною к стене, и широко раскрытыми глазами смотрела на Борисова. Он поклонился ей еще раз и сказал:

-- Я, вероятно, пропал бы, если бы не ваш отец.

-- Они заблудились, -- подтвердил еврей, входя за Борисовым и снимая шапку и пальто, -- а я их встретил, Лия. Ты, может быть, найдешь что-нибудь нам покушать?

-- У нас есть рыба и хлеб, -- ответила Лия.

-- Ну, дай рыбу и хлеба, а я буду делать самовар и заварю чай. У нас есть чай?

-- Есть. Сахару есть десять кусков.

-- Ну, ну! Это завсем будет хорошо. Садитесь, пожалуйста. Я буду ставить самовар. Зараз! а она вас займет. Она у меня в гимназии училась; должна была кончить, а теперь...

Борисов уже снял свое снаряжение, шинель и сел подле стола на табурет.

При свете лампы он разглядел Хаима Струнку. Струнка был небольшого роста с маленькой рыжей бородою и жидкими рыжими волосами на голове. Маленький острый нос его словно нюхал воздух; маленькие черные глаза, быстро бегали, словно тараканы.

Он кивнул рыжей головою и прошел назад в сени, сказав:

-- Буду самовар ставить.

Борисов закурил папиросу и обратился к девушке:

-- Вас только двое и есть?

-- Нет, нас много, -- ответила Лия.