Life Goes On

Я слишком сильно затушил сигару об окно, и мне пришлось смахивать пепел и искры со своего только что почищенного костюма. Я посмотрел время, вытащив  золотые часы  из жилетного кармана, словно беспокоясь о деловой встрече в городе. Ему было интересно посмотреть, как я выберусь из затруднительного положения, и, поскольку у меня было хорошее настроение, я решил удовлетворить его ожидания, чтобы узнать что-нибудь о нем. Больше всего это походило на то, как если бы я был кандидатом на работу, а он проверял мою пригодность.

—  Я собирался заплатить с самого начала, но мне не нужно, если я не хочу. Как только я увижу, что он несет сдачу с двадцати фунтов, я могу быстро вернуться во второй класс, и никто не узнает об этом. Стоит продержаться до последней минуты, потому что никогда не знаешь, что произойдет. Потому что это хорошее упражнение, напрягающее голову в поисках выхода, и, возможно, максимально приближенное к реальной жизни. В любом случае, предположим, что мой портфель над вашей головой был полон взрывчатки, и я подумал, что кто-нибудь может ее искать. Чтобы отвести подозрения, я бы поднял шум из-за чего-нибудь незначительного, как способ отработать теорию непрямого подхода.

Он побледнел в мрачном свете темнеющего неба.

—  Но для чего вы тренируетесь?

Капли дождя забрызгали окно.

—  Забавно, что вы так обеспокоены. Но никогда не знаешь, когда веселье станет неприятным, не так ли? Или серьезным, если уж на то пошло. И в этом заключается опасность для всех, кто окажется рядом. Мне просто не нравится такой подпрыгивающий придурок с вращающимися глазами, пытающийся меня трахнуть, вот и все.

— Похоже, мы подружимся. — Он достал серебряный портсигар настоящих гаванских сигар. Я курил ямайские сигареты, которые были ничуть не хуже. Он передал одну.

—  Какой работой вы занимаетесь?

—  Работа? — Я уронил раздавленный окурок на пол и растер его пяткой под сиденьем.—  Работа, — сказал я, — это привычка, от которой я отказался, когда начал жить за счет жены.

Он улыбнулся, не зная, верить ли мне. Единственным изъяном в его благовоспитанном внешнем виде было то, что зубы у него были гнилые, хотя и не слишком для сорокалетнего человека, у которого еще не было вставных зубов, и слишком хорошие, чтобы проницательный немец не узнал в нем англичанина.

—  А вы чем занимаетесь?

— Я не думаю, что могу назвать то, чем я занимаюсь, работой, — сказал он. — Я королевский курьер, передвигающийся между дворцом и министерством иностранных дел не только в своем светло-голубом минивэне, но иногда использующий поезда и даже самолеты, когда выполняю заграничные обязанности. Я езжу с места на место в качестве курьера.

—  Я думал, вы заняты чем-то более важным. Кстати, меня зовут Майкл Каллен.

Он протянул наманикюренную руку.

—  Меня окрестили Эриком Сэмюэлом Рэймондом, и моя фамилия Алпорт. Зовите меня Эрик. Сейчас я только что вернулся из Сандрингема.

Возможно это и была его профессия, но все же я был убежден, что он лгал. Если это так, то он был большим художником в этом, чем я  был раньше. Он лгал прямо из глубины души, потому что не был королевским посланником. Я был уверен, что он сидел в тюрьме, потому что первое, чему люди там учатся, — это лгать. Обучение тому, как стать лучшими преступниками, является лишь вторичным. Ложь, которую они говорят друг другу, живописна. Ложь, которую они рассказывают всем, кого встречают после выхода, ужасна и дика. Это дает им возможность чем-то заняться и дает возможность вернуться к самоуважению. Но когда они выходят наружу, они выдают себя таким людям, как я, по тому, как они лгут с такой удивительной уверенностью. И ложь — это первый шаг, который приведет их обратно в тюрьму, где ложь, по крайней мере, безопасна.

Он поерзал и устроился на своем месте.

—  Это замечательная работа. Наиболее ответственные члены нашей семьи выполняли ее на протяжении поколений. Все началось с того, что мой двоюродный дедушка служил пажом в Тишбит-Холл. В те дни он был чем-то вроде собачонки для битья. Всякий раз, когда он допускал малейшую ошибку при накрытии на стол, дворецкий пинал его под зад и выгонял из комнаты. Благодаря этому мой двоюродный дедушка вскоре понял свои обязанности и стал хорошо выполнять свою работу. Такое обращение продолжалось даже тогда, когда ему исполнилось двадцать лет, но ему пришлось с этим мириться, потому что ему больше некуда было идти. Затем он влюбился в одну из кухарок и решил жениться на ней. Это означало, что ему пришлось бросить работу, ведь в таких домах жениться разрешалось только дворецкому. Поэтому он написал заявление, в котором указал, что уезжает, потому что хочет эмигрировать в Канаду для женитьбы. Дворецкий, узнав, что он уезжает, чтобы жениться,  сообщил об этом лорду Тишбиту. В те времена это была хорошая работа для моего двоюродного деда. Его родителям не было нужды голодать, если в таком месте, как Тишбит-Холл, у них был кто-то на службе.