Личный убийца

Он достал из портфеля кассетный аудиомагнитофон — подарок ребят из техотдела ФСК. Вещица размером с покет-бук включалась автоматически при малейшем шуме и отключалась через две секунды после последнего звука. Магнитофонная запись позволяла сэкономить на оформлении протокола в присутствии свидетеля, хотя кредо и опыт Кокорина предполагали визуальные наблюдения: пантомимика составляла предмет его научного интереса. Взгляды и жесты позволяли получить шестьдесят процентов информации, словам же отводилось не более семи. Еще тридцать — тональностям и интонациям, так что последующее прослушивание магнитофонной записи иногда приводило к открытиям.

Факт он считал вещью настолько же «упрямой», насколько и «голой»: из верных фактов можно выстроить ложные выводы.

— Прошу простить за опоздание: попал в «пробку». — Тусклый взгляд, слегка замедленная речь, приглушенный голос должны свидетельствовать об угнетенности вдовца.

— Присаживайтесь, Леонтий Борисович. Нет, не сюда — вот сюда, в кресло. Здесь вам будет удобно.

Эмоциями повелевает правое полушарие, логикой — левое. Каждое координирует разноименную сторону тела. То, что человек старается продемонстрировать, отображается на правой половине лица; что переживает реально — на левой. Именно поэтому Кокорин так установил кресло: его интересовало то, что представляет собой Богданович на самом деле.

Пауза. Кассета в магнитофоне замерла.

— Цель нашей с вами встречи понятна? — завертелась снова.

— Не совсем. — Богданович сбросил ворсинки с рукава, коснулся перламутровой запонки на черной траурной рубашке со стоячим воротничком.

«Нервничает», — сработал детектор лжи в Кокорине.

— Впрочем, да, понятна. Что ж тут непонятного: хранение незарегистрированного пистолета и, как следствие, смерть… Смерть… — Богданович поперхнулся и замолчал. Голова опустилась, последовал надрывный выдох.

— Как следствие — следствие, — скаламбурил Кокорин и улыбнулся: — «Окорочка к окорочкам, а раковые шейки — в сторону».

Пристальный взгляд. Наклон головы — пробуждение интереса.

— Почему как следствие-то, Леонтий Борисович? Незарегистрированное оружие, почитай, есть сегодня в каждом втором доме. Не все же оно срабатывает?

— Что… вы хотите сказать?

— Только то, что сказал: незаконное хранение вами оружия и боеприпасов — одно, смерть Киры Михайловны — другое. Давайте все-таки поищем причину ее самоубийства, а не следствие? — Кокорин достал из стола позолоченный портсигар, раскрыл и придвинул к Богдановичу.

«Интересно, что он не отреагировал на оценку «самоубийство», как будто это уже доказанный факт».

— …Или убийства.

Глаза Богдановича сузились.

— А что, вы допускаете, что это могло быть убийство? — проговорил он с удлиненными паузами, демонстрируя недоверие.

— Я допускаю.

— У вас есть основания?

— Есть установленный факт смерти вашей жены. И заключение патологоанатома. Смерть наступила в результате проникающего ранения в область головы. Если мы докажем…

— Кто это «мы»? — Настойчивый взгляд в глаза с резко сузившимися зрачками, обрывание чужой речи, отклон головы назад: враждебность.

— Я имею в виду следствие, — вежливо пояснил Кокорин. — Я же не один работаю над этим делом, есть баллисты и химики, трассологи и прочие специалисты. Пока в полной мере свою работу сделали только медики.

— И что, они считают, что это могло быть убийство?

Кокорин покачал головой:

— Они ничего не считают, они только дают заключение.

— Значит, вы так считаете?

Магнитофон отключился, пауза затянулась. Богданович взял сигарету и прикурил, воспользовавшись своей зажигалкой. Кокорин открыл фрамугу, посмотрел на улицу и вернулся за стол.

— Леонтий Борисович, а вы ведь сталкиваетесь со следствием не впервые, да? — побарабанив пальцами по столу, перелистнул досье.

— Зачем спрашивать о том, что вы прекрасно знаете, — недовольно сказал Богданович.

Струя дыма ушла в потолок.

— Ну, не так уж прекрасно.

— Вы хотели меня спросить о другом?

— Если я стану спрашивать вас о том, что мне хочется, то вы уйдете отсюда ровно через минуту. Но есть еще длинный перечень вопросов, которые мне необходимо выяснить. Очень длинный, Леонтий Борисович. Боюсь даже, что мы сегодня не уложимся. Поэтому давайте приступим. Итак, вопрос первый: привлекались ли вы ранее к суду?

— Привлекался к суду. Отбывал наказание по сто семнадцатой, части первой.

Кокорин удивленно приподнял брови:

— Да?.. В какое время?

— С восемьдесят седьмого по девяносто второй.

— Не знал. У меня вот тут на бумажке написано, что в это время вы служили в четыреста пятьдесят шестом управлении в Ленинске.

Богданович торопливо докурил и уселся, скрестив лодыжки, но отвечать не спешил, глядел в никуда, не желая «топить» себя обилием невостребованных слов («Вам надо, вы и доказывайте»).

— Я свое отсидел! — ухватившись за подлокотники, вдруг подался всем корпусом вперед. — Мне что же, всю жизнь людей сторониться или кричать на всех углах, по какой статье да за что?!

Кокорин, сдерживая усмешку, положил руки перед собой и, глядя на него, отчетливо произнес: