Личный убийца

— Не говори «гоп», — покачал головой Холмский. — Если он на следствии молчал и позволил себя в камеру посадить, то цену всем этим доказательствам знает. И понимает, какой у него материалец в руках.

— Да нет у него ни черта! — снова заговорил взвинченный всей этой мелочевкой стратег Мукосеев. — Иначе бы его газетенка уже давно поместила фотографии, неужели не ясно? Пусть он досидит десять дней, а как только выйдет — устроим ему аварию…

— И вот тогда-то его газетенка снимки опубликует! — отверг предложение Холмский.

— Что-то я вас не очень понимаю, — окинул собравшихся мутным взглядом Донец. — По-моему, прав полковник на все сто процентов. Утопить эту Рудинскую в болоте, а Неледину уколоть пентотал — и все он расскажет, подробно и добровольно. И убивать его ни к чему, пусть себе живет.

— Кажется, я его разгадал, — выпустил в потолок струю дыма Холмский. — Если бы он намеревался опубликовать снимки, он бы сделал это сразу, как только приехал в Москву…

— И тогда бы его спросили: а что ж ты, брат, подставил свою любовницу, не вернулся за ней, не забил тревогу? Он-то, может, и намеревался, только обнаружил пропажу порнографии и сообразил, когда она исчезла, что он пусть косвенно, но виноват, — объяснил Аден.

— Вот и рассказал бы следователю, что видел, и пленку бы продемонстрировал! — не сдавался Холмский. — Но он этого не сделал, раз его посадили и раз пленка эта нигде до сих пор не всплыла.

— Может, он ее не проявил? Спрятал где-нибудь в камере хранения?

— Может быть, может быть. Ну так, сказал бы следователю: так, мол, и так! Давно бы изъяли и проявили.

— Ладно, хватит резину тянуть. Рассказывай, что ты там разгадал, я так понимаю, не это предмет нашего сбора, — недовольно поторопил Холмского Домоседов.

— Все очень просто. Он выйдет из цугундера и попытается заняться частным расследованием. Отыскать кого-нибудь из тех, кого запечатлел. Между прочим, это не очень трудно сделать: фотографии с презентации в фонде «Альтаир» опубликованы во многих газетах. Выйдет на Грэма Напрасникова — выйдет и на остальных.

— И что дальше? Станет торговаться?

— Совершенно верно! Он запросит у нас денег, мы ему их дадим в обмен на пленку. В свою очередь обменяем Рудинскую на ту же сумму у ее родителей. И сдадим фотографа. При задержании его можно уронить откуда-нибудь с крыши, а можно и не ронять. Коровин уверяет, что Рудинская будет просить о помиловании и повторять его имя, а у него найдут деньги, так что убрать их всегда успеем, полковник. Обнаружат ее в подвале какой-нибудь новостройки мертвой, привязанной к батарее, со следами побоев, а в кармане — кусок пленки, на которой фотограф ее голой наснимал.

Постепенно все расслабились, выпили еще за праздник трудящихся, обрадованные тем, что разговор, казавшийся недостойным их положения, наконец закончился. Некоторое время еще обсуждали пропажу дискеты, но тему закрыл Холмский, заверив, что за тот короткий срок, что Коренев пробыл на свободе, он мог обнародовать материалы через Интернет, а раз вот уже полмесяца они не всплыли, значит, не о чем беспокоиться. Найдет отставной муровец дискету — хорошо, а не найдет — так, может, ее и вовсе не было.

Аден такого облегченного отношения к серьезным, на его взгляд, накладкам не принял. Он сидел молча, насупясь, и все думал, ставить ли о случившемся в известность Координатора при встрече.

ГЛАВА 28

С помощью универсального детектора подслушивающих устройств, снабженного поисковой головкой с двумя микроволновыми антеннами, Женька прощупал заметно опустевшую каменевскую квартиру. Процедуру проводили в полной тишине, и, только покончив с кладовой, Женька отключил прибор и облегченно вздохнул:

— Нет тут у тебя ни хрена, Сан Саныч.

— Это еще ни о чем не говорит, — погасил окурок Старый Опер. — Разве что они тоже не лаптем щи хлебают, знают, с кем имеют дело. Окажись в квартире «жучок» — сразу стало бы ясно, что обчистили меня не простые квартирные воры.

Каменев за те два дня, что они не виделись, осунулся и почернел. В разговоре его поубавилось шапкозакидательской лексики — это Женька отметил сразу. Из кухни вышла Леля в сопровождении Шерифа, ставшего похожим на воздушный шар.

— Этот троглодит нам чего-нибудь оставил пожевать? — спросил Каменев.

— Все на столе, братцы, ешьте-пейте, а я пошла спать — сил нет, глаза совсем слипаются.

Шериф отправился охранять ее сон. На кухонном столе стояли блюдо с огурцами, помидорами, болгарским перцем и перистым луком, фаянсовая селедочница с жирней атлантической сельдью и укутанный в холщовое полотенце чугунок с картошкой. Судя по оставленным на столе рюмкам, водку следовало взять в морозильнике.

Каменев заменил рюмки на стаканы.

Шел четвертый час утра.

— Ни одному их слову я, конечно, не поверил, — продолжал Каменев, осушив стакан и отправив в рот «шашлык» из селедки, лука и огурца. — Это ограбление да плюс знакомая личность Либермана воедино связались. Ишь, нашли дурака? Дискета, видите ли, с данными о квартирном обмене пропала!