Личное. Далекое. О предках. Мои истории

такому, как я, – дураку… – это стихи поэта Бориса Корнилова. По мнению писателя Захара Прилепина «бревенчатый дом на реку» – это дом в деревне Хахалы. Туда, в эту деревню, ходил поэт пешком из Семенова в начале двадцатых годов прошлого века навстречу со своей первой любовью. Тогда, там же в Хахалах, жила моя бабушка Клавдия. Она была моложе девушки Бориса Тани Степениной на три года. Не исключено, что знала её, ведь в деревне все знают друг друга. Может даже встречалась и с будущим автором «Песни о встречном», ставшей спустя десятилетие гимном страны. Конечно же, встречалась. Лето, наверняка, вся деревенская молодёжь проводила на берегу Керженца. Наверняка, видя Бориса с Таней на речке, бабушка не могла и думать, думать, что Борис вскоре первым поэтом большой страны и будет расстрелян, а бабушка переживет своего ровесника более чем на шесть десятилетий и заглянет в двадцать первый век.

В деревне Хахалы до сих пор есть дом, тоже «бревенчатый дом на реку», откуда выслали семью Бабушкиных, до недавних пор в нем была школа и общежитие при школе для соседних деревень. Некоторые дети бабушки, мои тети и дяди, учились в этой школе. Каково было бабушке видеть свой бывший родительский дом, когда она возила детей из соседней деревни в эту школу. Хотя, наверное, благодарила бога за то, что выжила и вернулась. А могилка хозяина дома прадеда Матвея где-то далеко на Урале.

Вернувшись с Урала, бабушка на некоторое время поселилась у своей тетки Августы в Семенове, когда они с дедом Никандром поженились, переехала с мужем в соседнюю Хахалам деревню Заскочиху (в доме прапрадеда на 11 комнат, с иконами и библиотекой), где и родился мой отец. Рядом в соседней деревне Лыково ещё один дом отца дедушки Григория Чечулина. Несколько слов о нем.

Вообще-то по линии папы у меня два прадеда, а у папы по его отцу два деда, два отца у дедушки Никандра. Как такое случилось? У одного прадеда по папиной линии Николая Васильевича Кукушкина не было детей. Он был лесопромышленником, жил в деревнях Лыково и Заскочиха. Слышал про него такую историю. Когда у крестьянина в деревне умерла лошадь, а лошади считались кормилицами семей, прадед купил ему лошадь. Сказал, деньги возвращать не надо, но зимой поработаешь у меня на вырубке на своей лошади. Так вот у Николая Васильевича не было детей. В соседях была многодетная семья Яшиных. 10 детей. Николай Кукушкин взял у них дочку Онисью, и воспитало как свою дочь. Воспитал и подыскал мужа, выдал замуж за такого же лесопромышленника, как и он. Как говорят, у одного знакомого тоже лесопромышленника из Сибири сосватал Онисье на Керженец сына в мужья. И поставил им одно условие, когда родится первенец, отдать на воспитание ему в дом, чтобы тот получил его фамилию и наследство. Родился мой дед Никандр. У того все братья родные остались Чечулины, а он стал Кукушкин. Я долго не мог понять потом почему так, потом рассказали.

Потом грянула революция. У прадеда была большая библиотека, множество икон, жаль, ничего не сохранилось. Ну, о дедушке Ликаше я уже рассказывал.

Чечуля по Далю – большой ломоть хлеба или пирога. Прозвище давали крупным здоровым людям. В некоторых говорах наоборот такое прозвище давали изнеженным детям. Фамилия распространена по стране. Архитектор Чечулин, например, был главным архитектором Москвы, автором некоторых станций метро, соавтором сталинских высоток.

Лыково деревня знатная, на высоком берегу Керженца. Отсюда предки отца сплавляли лес к устью Керженца, к Макарьевскому монастырю, где проходила самая крупная ярмарка в России. Карман России – так ее еще называли. Еще по поводу деревни Лыково – корреспондент «Комсомольской правды» Песков нашел семью кержаков старообрядцев Лыковых в дальней Сибири. Об этом в советское время много писали. Писали, что они сознательно ушли от цивилизации, и что они из этой деревни, что стоит на Керженце в Семеновском районе Нижегородской области.

Во время войны в семье отца случилась трагедия, страшная трагедия для всей семьи. Когда бабушка ушла в поле за коровой (а корова была кормилицей для четверых детей), один сын, Витя, умер от осложнения аппендицита. Его все очень любили, для всех это была страшная трагедия. Папе тогда было всего два года. Бабушка долго потом не могла сообщить мужу на фронт о случившемся. Когда старший сын дядя Саша вырос и завел семью первенца он назвал Виктор. И тот тоже умер. Кто-то, не в семье, деревенские, сказали, что это какое-то проклятие и в нашей семье больше никого так называть нельзя. Могилка его с маленьким крестиком на кладбище в Лыково на высоком берегу Керженца. Папа не послушался и тоже назвал меня Виктором. После Виктором, похоже, не назван никто.