И есть такие искусницы, что набирают за день по пять-шесть стаканов. Дочка водовоза, совсем заморыш, может набрать даже восемь стаканов. Правда, она работает у Гели-Голды уже целых три года. Саля тоже искусница и каждый день зарабатывает у своей мамаши несколько копеек.
Лям помогал Брушке. Но разговоры отвлекали его, и часто руки впустую перебирали жито, ничего не находя. Точно жажда томила его — хотелось без конца слушать про Хаскеля, который учится в Голте, в гимназии. Как Лям ничтожен в сравнении с Хаскелем! Да, Хаскель будет все-все знать. Лям может многое придумать, но только самое начало. А Хаскель научится и будет знать и начало и конец науки — про все машины, телефоны, телеграфы.
Говорят, Хаскель отлично учится. Девочки взахлеб рассказывают о нем, перешептываются, краснеют, заливисто смеются. Некоторые оставляют на время работу, распускают волосы, заплетают косы и то и дело подбегают к зеркалу. Каждая из них знает что-нибудь о Хаскеле, и эти бесконечные рассказы о нем вызывают в Ляме зависть. Он завидует ему до слез. В рассказах девочек звучат радость ласковых встреч и счастье юной жизни.
Лям сидит подле Брушки, наклонившись над ситом жита. Никто его не замечает, несмотря на то что он здесь единственный «мужчина». Он почти ровесник Хаскелю и тоже мог бы немало интересного порассказать — веселые болтушки разинули бы от изумления рты. Но он сидит тихо и жадно слушает.
Одна только Саля в своем платке до бровей частенько подбегает к нему. Но он на нее смотреть не может. Ему вспоминаются ее червячки. Однажды тетя Голда позвала бабушку к себе на холодную половину. Они сели перед открытой дверью и сняли платок с Сали. Они долго осматривали плешинки на ее голове и советовались. Потом бабушка взяла соломинку, поковыряла в болячке и вытащила белого червячка. Теперь Саля понемногу поправляется.
Ему бы только достать работу, тогда он в этот дом и не заглянет. Накупит книг, наймет учителя и будет заниматься все ночи напролет. Правда, ему всегда будет хуже, чем Хаскелю. Ведь у Хаскеля свои куры, двадцать штук! Он хотя и учится в Голте, а сумел все-таки накопить денег и купить курицу. Она снесла яиц, и он посадил ее в решето. Это, правда, сделал Береле-кряква. Береле следит за цыплятами и за это получает свою долю. Все дети Гели-Голды понемножку подрабатывают.
В один из тех дней, когда Лям помогал Брушке перебирать жито, вдруг объявился Хаскель. Он весело ворвался в дом. Поднялся переполох, раздался визг. Девичьи лица залились румянцем.
Хаскель так и сыпал шуточками, комплиментами, вызывая задорный, звонкий смех. Геля-Голда от восторга едва переводила дыхание. Девушки встретили его игривым смехом, веселой, торопливой болтовней. Высокие девичьи плечи сразу загородили Хаскеля от Ляма, Лям видел только прыгающие косы, которые метались вправо-влево, вправо-влево.
Хаскель вырвался из девичьего круга, подбежал к своей маленькой матери, обнял ее, заглянул на кухню и снова вернулся к девушкам, которые никак не могли приняться за работу. Где бы Хаскель ни появлялся, он всюду отпускал веселое словцо, шуточку. Каждая пустяковина вызывала радость и звонкий, идущий из глубины девичьего сердца, смех.
Лям отбирал черненькие рожки, которые ни с того ни с сего стали вдруг увеличиваться в размерах, и бросал их Брушке в стакан. Береле быстро пригнал к дому кур и цыплят, и сам хозяин их, Хаскель, вышел делать им смотр. Вместе с ним вышла на крыльцо его мать, высыпали вслед и девушки.
Стало известно, что Катрох подкупил пристава и тот взялся замять все дело.
Когда Лям узнал об этом, ему показалось, что наступил конец света и на земле останутся одни Катрохи. Он забился за печку, перестал встречаться с Петриком, а по ночам мычал и всхлипывал во сне. Бабушка будила его, он очумело вскакивал и, ни на кого не глядя, шел к бабушкиной постели и ложился там в ногах.
По утрам в замерзшее окошко стучался Петрик. Перед уходом на работу он на минуточку выскакивал на мороз. Петрик стоял под окошком, дрожа от холода, и стучал тихо-тихо, чтобы один только Лям слышал и выбежал к нему. Пробудившийся Лям находил себя в бабушкиной кровати, а за голубоватым стеклом мелькала освещенная солнцем фигура Петрика, и ему становилось стыдно.
Лям избегал Петрика. Все же Петрик хорошо знал всю его историю и страдал вместе с Лямом, проникаясь лютой ненавистью к Катрохам.
Да и самому Петрику не сладко живется. Он работает у Гайзоктера на маслобойке — то у колеса, то водовозом; возит в бочке воду с реки, где он пробивает проруби во льду с аршин толщиной.
Его новый хозяин — Гайзоктер держит людей в ежовых рукавицах. Петрик это почувствовал с первого же дня. Когда мать привела его к хозяину, Гайзоктер ущипнул Петрика за щеку и сказал;
— Если своруешь у меня хоть такой вот гвоздик, сотру в порошок. Эй, Мотя, поставь его к лошадям! Да смотри, чтоб не лодырничал!