А Петрика не так донимали боли, как страх, что вот-вот нагрянет барин и закует его в цепи. Он уговорил и себя, и Ляма, что барин подаст в суд за то, что Петрик будто бы воровал всякие пряжки-бляшки с конской сбруи. А приказчик Юхим, который на самом деле их воровал, — Петрик это видел своими глазами — как свидетель подтвердит, что воровал именно Петрик, и тут уж ничего не поможет, хоть плачь. Раз барин сказал, а приказчик подтвердил, значит, все. Закуют в цепи и — в Сибирь.
Ляму невмоготу стало сидеть дома. Он без конца тормошил бабушку: пускай отведет его к маляру Казарицкому. Ведь это работа легкая, Лям будет маляром.
Бабушка боялась малярного ремесла, кроме того, хотела, чтобы внук посидел еще годик дома: «Еще натерпишься в людях, успеешь у чужих помойные ведра таскать!» Но Лям не унимался: ведь Казарицкий лучший друг Тодреса, добрый хозяин, и Ляму будет у него очень хорошо.
В первый же день работы Ляму полюбилась ярко-зеленая медянка. Эта зеленая-презеленая краска для крыш мажется, как сметана, и страшно воняет. А еще Ляму понравилось в первый день работы шпаклевать: всякие щербатые двери и оконные рамы, дырявые, щелястые полы — все становится гладким. Только сначала надо все щели и дырки очистить от грязи, а то шпаклевка не пристанет — так и потянется за шпателем. А как почистишь да пройдешь гибкой стальной лопаткой по дверям, рамам, полам, все сгладится. Зато варить клей для шпаклевки — брр! И все же варить клей приходится именно Ляму.
Казарицкий не дерется. Одна-другая оплеуха не в счет. И обижаться из-за них на Казарицкого нечего. Он позволяет себе это только спьяну. А пьет он с горя. Наверно, Лям сам виноват: не попадайся под горячую руку! Всем своим видом, своими круглыми глазами, вздернутыми плечами Лям, должно быть, напоминает Казарицкому его собственную незадачливую судьбу. Но Ляма к Казарицкому тянуло главным образом совсем по другой причине: у него работал человек, о котором по городу шли всякие толки. Его звали Гайло. Этот Гайло появлялся весною, нанимался к маляру Казарицкому на все лето, а осенью исчезал.
Поговаривали, будто он иной раз по ночам надевает маску, врывается к местным богачам и отбирает у них бумажники: «Организации нужны деньги!» С виду это спокойный, хладнокровный человек и держится как нелюдим, но на самом деле он парень веселый, ловкий, любит пошутить и попеть.
Казарицкий с приходом Гайло оживает, становится разговорчивым. А к осени он падает духом и теряет остатки бодрости, потому что Гайло опять тянет куда-то вдаль, сам же он остается прозябать на том же месте, занимаясь до весны своим зимним ремеслом — сапожничаньем. В конце лета он заискивает перед Гайло, тот уступает ему и все вечера перед отъездом проводит дома. Они с Казарицким беседуют о жизни, о дальних странах, о морях, о фабриках. А когда Гайло наконец уезжает, Казарицкий садится за сапожный верстак, но до того вдребезги напивается. А напившись, он, известное дело, бьет стекла у своего соседа Абрама Отрыжки. Затем состоится суд, а немного погодя Казарицкий снова напивается и снова бьет стекла у соседа. Так проходит зима. Все деньги уходят у него на разбирательство и суды, а с весной вновь появляется Гайло.
Однажды зимой Лям принес Казарицкому починить бабушкины ботинки. Пьяный Казарицкий сидел на табурете, и на коленях у него лежал какой-то опорок. Вместе с Лямом в комнату ворвалась струя холодного воздуха. Казарицкий поднял голову и спросил:
— Ну, снял с него шкуру?
— Что? — нагнулся к нему Лям.
А Казарицкий опять низко опустил голову, чуть ли не клюнул носом опорок. Вдруг он вскочил:
— Возьми камень и швырни его Отрыжке в окно!
Абрама Отрыжку кормили свадьбы и главным образом похороны. Ляму тоже становилось не по себе, когда упоминали это имя. При каждом несчастье в дом Ляма обязательно являлся Отрыжка и распивал с могильщиками водку. На угощенья он забирал у бабушки последний грош. Отрыжка, глядя на человека, думает лишь об одном: «А скоро ли он умрет?» Такое уж у него ремесло! Когда садится солнце, он выходит из дому, и далеко-далеко по всему местечку разносится его зычная, частая отрыжка.
Казарицкий ненавидит Отрыжку лютой ненавистью. Между ними то и дело из-за каждого пустяка возникает перепалка. У них вражда давнишняя, застарелая, усложненная судами и штрафами, так что теперь уж не разберешь, с чего все началось.
Но самое смешное, что зимой у Казарицкого тоже начинается отрыжка. Непонятно, то ли он просто передразнивает соседа, то ли и он страдает ею.
Именно в эту весну, когда Лям поступил к нему, Гайло как нарочно не приехал, а тут подвернулась большая работа у Левинсона в Голованивске. Бабушка сначала не хотела отпускать Ляма в чужой город, но Лям настоял.
Ночи напролет Лям и Петрик советовались, как им встречаться и что надо за лето успеть. Но вот настало утро, когда Лям взобрался на телегу и айда в Голованивск.
Дом у Левинсонов высокий, в два этажа. Лям впервые видит двухэтажный дом, это очень интересно: люди живут где-то наверху, точно птицы.