- Сударыня, - грозно вопросил мой помощник, - что вас связывает с одесским вором Кокой Кобылянским по кличке К-Крендель?
Лея вскочила и сначала сделалась вся очень красная, а потом сразу очень белая.
- По какому праву вы врываетесь ко мне, как погромщик? Не знаю я никакого Кренделя!
- При аресте всегда врываются без предупреждения, чтобы преступник не скрылся и не уничтожил улики. А то, что вы преступница, у меня теперь сомнений не вызывает. Иначе вы не лгали бы. Немедленно отвечайте, что у вас делал Крендель? Его видели с вами здесь, в этой комнате, неделю назад. Если будете запираться, я немедленно доставлю вас в п-полицию.
- Кто его здесь видел? – сбавила тон мадам Горалик. - Покажите мне этого человека, и я ему скажу, что он брешет!
- Вы уверены, что о вашей встрече с Кренделем знал только ваш супруг, но вы ошибаетесь. Свидетель имеется, не сомневайтесь. И картина выглядит следующим образом. Либера Горалика убил Крендель. Это раз. Незадолго перед убийством Кренделя видели у вас, после чего он поспешно скрылся. Это два. Известно, что мужа вы ненавидели и мечтали от него избавиться. Это три. Ну а кроме того вы дали понять, что намерены свалить вину на пасынка и надеетесь таким образом оспорить з-завещание. Это четыре. Для полиции совершенно достаточно, чтобы взять вас под арест.
Лея вся сжалась. Крыть ей было нечем.
- Я никого не подбивала убить Либера! – пролепетала она. - Вы ошибаетесь!
- Намерены упорствовать? Тогда не со мной. С полицией. Собирайтесь.
Он встал на ней, непреклонный, как ангел Азраил, явившийся, чтобы забрать душу.
- Я не говорю, что Коки здесь не было! Но разговор был совсем о другом…
Мадам Горалик стала такая тихая и нестрашная, что я решил – зачем я буду торчать за дверью? Через щелку плохо видно, плохо слышно.
Я вошел. Но Лея на меня даже не посмотрела. Она – вы не поверите – всхлипывала и терла глаза платком.
Всякий еврей мечтает однажды увидеть Ерушалаим. Я, допустим, Ерушалаима пока не видел, но плачущая Лея Горалик – это тоже кое-что.
- О чем госпожа Горалик, жена богатого коммерсанта, может разговаривать с одесским форточником Кренделем? – недоверчиво спросил Фандорин.
Она потупилась – тоже, скажу я вам, зрелище удивительное.
- Он… он не всегда был Кренделем… А я не всегда была госпожой Горалик… Двадцать лет назад мы любили друг друга. Кока говорил мне: «Я нищий, но я разбогатею. Я маленького роста, но ради тебя я стану выше всех». Он очень красиво говорил, мне нравилось его слушать. Но родители выдали меня за богача Горалика, а я тогда была овца овцой и еще не умела за себя постоять… Кока с горя уехал, от него много лет не было ни слуха, ни духа… Я осталась одна и сначала была очень несчастна, а потом решила, что лучше быть злой, чем слабой. Женщине, которая живет без любви, надо быть не овцой, а волчицей. Ай, кому я это рассказываю? И зачем?
Она закрыла лицо руками, а мне стало грустно.
Фандорин ее не торопил. Ждал.
Через минуту-другую, поплакав и посморкавшись (у женщин почему-то слезы текут через нос), Лея Горалик продолжила:
- И вот теперь Кока вернулся. Стал сорить деньгами, устраивать всякие фокусы – чтобы о нем заговорил весь город. Потом вдруг является – откуда ни возьмись. Захожу я к себе в комнату, а он сидит у окна. «Здравствуй, говорит, Леечка, я за тобой». Я подумала: что за диво?
- Никакое не диво, - объяснил я. - Это он к вам через форточку влез. Он же форточник.
- Это я потом поняла, как он влез - когда он вылез.
- Про то, как он вылез, расскажете позже, - перебил Фандорин. - О чем вы с ним г-говорили?
- Он сказал, что любил меня все эти годы. Что теперь у него много денег, что я не буду жалеть о богатой жизни с Либером Гораликом - с ним, с Кокой, я буду жить в Одессе, как королева. Мужчины такие идиоты! Разве мне когда-нибудь нравилась богатая жизнь с Либером Гораликом? Да я сто раз повеситься хотела! Если бы дурак Кока двадцать лет не копил деньги в этой своей Одессе, лазая через форточки туда и обратно, и приехал бы за мной раньше, когда я еще не разучилась любить, я бы с ним в ночной рубашке ушла! Так я ему и сказала, Коке. Иди, мол, себе. Та Лея, которую ты знал, тут больше не живет. Она вообще нигде больше не живет. А потом слышу на улице муж вопит, свисток полицейский. «Беги, говорю, это за тобой». Кока хотел в форточку, но я не дала. Тут ведь второй этаж, вдруг сломает себе что-нибудь? «В лавку! – говорю. - Там сейчас никого нет». Отвела его, он вылез. И больше я его не видела.
- Если вы хотите снять с себя подозрение, понадобится очная ставка с Кобылянским, - сказал ей Фандорин.
- В полиции? Кока сказал, что живьем легавым не дастся. У него револьвер. Я еще поэтому сомневаюсь, что Либера убил Кока. Зачем протыкать кого-то неудобным аршином, если можно культурно застрелить?
Мой помощник с ответом не затруднился.
- Например, чтобы не производить шума. Очную ставку мы проведем без полиции. Здесь, у вас. Вы ведь знаете, где найти вашего п-поклонника?
- Да, на прощанье он сказал: «Думай. Я буду ждать». И дал адрес.
- Вызовите его сюда з-запиской. Он ведь придет?