Лезвие страха

Полковник порылся в полевой сумке, вытащил зеленое яблоко и с хрустом откусил сразу половину. Рядом с ним солдаты разбивали палатку для раненых, а в стороне, на вспаханном поле армельтинская пехота уже возводила лагерь. Остатки его ариона расположились чуть дальше, за маленькой рощицей, там, куда ветер не доносил дым от пожара. Полковник сжевал яблоко вместе с твердой серединкой, посмотрел на свои грязные руки и задумался.

Они вошли в бой прямо с марша, как только заметили на севере сигнальный столб белого дыма. Сигнал означал, что пехота уже выдвинулась в атаку, а лучники заняли свои позиции. Арион изменил свое движение, и первая панта пошла в обход укрепленной стены Обители. Не зря, ох не зря он отправил вперед разведку – монахи ждали нападения и добросовестно готовились к нему. Две дороги, ведущие в обитель, были перекопаны и усеяны многочисленными замаскированными ловушками, и если бы он отправил кавалерию в лоб, их бы встретили острые заграждения и ямы, заполненные горящим маслом. Но и так монахи доставили им немало хлопот. Стены обители, с виду не предназначенные для удержания врага, штурмовать оказалось непросто, и первая панта лейтенанта Пирса полегла почти вся. Но тут, в тыл монахам вышли передовые отряды армельтинской пехоты, и задача несколько упростилась. Он приказал рыцарям спешится, и вступить в непривычный для многих из них бой в тесных городских условиях. Но, когда вторая панта, ценою многих жизней, расчистила проход для кавалерии и открыла ворота – победа была предрешена. Остатки ариона вихрем ворвались в обитель, и никакое отчаянное сопротивление и воинское искусство одиночек-монахов не могло сдержать натиск имперских железных пант. Обитель пала, и согласно приказу из Вивлена подлежала полному уничтожению, но глядя на то, как солдаты поджигают здания необыкновенной изысканной красоты, и сваливают в костры целые ворохи старинных свитков, полковник почувствовал внутри какую-то неприятную тяжесть, постепенно перерастающую в режущую боль, словно сегодня, он своими руками уничтожил целую эпоху в истории Лаоры. Да так оно конечно и было…

Из задумчивости его вывел хриплый голос:

– Что прикажете делать с пленными, господин полковник?

Он поднял взгляд на своего заместителя. Бородатый арион-майор стоял перед ним, и его панцирь все еще покрывали темно-красные потеки. За его спиной маячили два капитана из имперской разведки, гладковыбритые, в чистых новых мундирах с гербом империи.

– Ах, да… Пленные. Пленных быть не должно, майор. Это приказ. Где они сейчас?

Майор повернулся и указал на невысокое, стоящее особняком деревянное строение.

– Мы согнали их в конюшни, господин полковник.

– И сколько их там?

– Около трех сотен.

– Вы нашли Отца-Настоятеля?

Майор пожал плечами. Из-за его спины выступил один из капитанов. Когда он заговорил, в его глазах полковник увидел насмешливое презрение.

– Отец-Настоятель покончил с собою, господин полковник. Мы обнаружили его тело в подвале библиотеки. Судя по всему, он принял яд.

Полковник тяжело вздохнул. Раздражение, накопившееся внутри рвалось наружу, вдобавок, ему казалось, что от него дико разит кровью и мочой. Он посмотрел, как четверо солдат пронесли мимо изрубленное тело лейтенанта Пирса, и проговорил:

– Значит, покончил… Ладно. Майор, тот сарай, где пленные – сжечь. Вместе с пленными. На это дело отрядишь этих вот красавцев, – он ткнул грязным пальцем в имперских разведчиков. Те непроизвольно отступили, с широко раскрытыми глазами. Старый майор ухмыльнулся жестким звериным оскалом. Полковник улыбнулся в ответ и добавил:

– А как вы думали, господа офицеры? Чужая боль да не минет вас… И отмываться от крови мы будем отныне вместе…

Глава 40

Тощий монашек в засаленной до блеска рясе дико озирался по сторонам выпученными от ужаса белыми глазами. Позади него, поигрывая многохвостой плетью, стоял могучий гвардейский капрал в черных доспех. Селин, развалившись в кресле, перечитывал послание от Виктории, и иногда поглядывал на монаха из-под густых бровей.