Лезвие страха

Он наклонился и быстро провел лезвием по шее горбуна и тут же подставил чашу. Когда чаша наполнилась темной кровью, епископ поднял на головой лезвие клинка и произнес:

– Наш Пророк близок к нам, братья. Он говорит со мной! Мы все изопьем из этой чаши и очистим проклятую кровь. Отдайте этого носителя вечного зла телу нашего Пророка!

Он сделал глоток из чаши, передал ее стоящему рядом монаху, и повернулся к Алану. Несколько мгновений епископ смотрел на него выпученными немигающими глазами, и наконец прохрипел:

– Этого пока прикуйте к стене. Кровь наследника проклятых сделает нас сильнее, но возможно, Пророку понадобится еще кровь. А пока – мы должны укрепится духом и изгнать носителей зла из священного города!

Глава 62

Осознание того, что его цель исчезла, обрушилось на Аттона неожиданно. Он поднимался по грязным ступеням постоялого двора к себе в комнату, как вдруг ощутил странную пустоту где-то внутри, словно все что было в прошлом, и все что должно произойти в будущем, отгородилось от его сознания черной стеной, оставив ему крошечный светлый пятачок. Он понял, что не может думать о своей цели и не может думать о чем-то другом, голоса, долгое время наперебой твердившие о его предназначении исчезли, пропали за той самой стеной. В голове билась одна единственная тревожная мысль:

"Вот и все…"

Он медленно опустил ногу на ступеньку, привалился спиной к стене и обхватил голову руками. Он не видел ничего кроме черной стены прямо перед собою, стены, отгораживающей его от всего остального мира. Вдруг исчезли все воспоминания, все мучительные переживания и тщательно разработанные планы, ни осталось ничего – только белое пятнышко, в котором его сознание оказалось запертым, и непроницаемая стена вокруг. Он мысленно коснулся этой стены и почувствовал холодную равнодушную безысходность, и страх, страх того что он может навсегда остаться на этом маленьком пятачке вместе со своими самыми простыми желаниями. Ранее, закрыв глаза, он видел яркие краски теснящихся в его голове мысленных образов, мог сосредоточившись выбрать любой из них, изучить, проникнуться, разделить сложный на простые или создать новый, более яркий и понятный. В этих образах было все – его воспоминания, его ощущения, его чувства, его представления и действия. Теперь же он видел лишь голубоватое мутное свечение, исходящее от стены. Он принялся судорожно искать хоть какую-либо зацепку, он мысленно бился об эту стену, ощущая, как его внутренний мир сжимается все сильнее, стена напирает на него, давит своей массой, отбирает последние крохи разума.

И тут все изменилось. Стена вдруг исчезла, и он вдруг рухнул куда-то вниз, словно сорвавшись в пропасть, в необъятные серо-зеленые дали.

Он пришел в себя и открыл глаза.

– Эй, приятель! С тобой все в порядке?

Рядом с ним стоял толстый усатый купец в потертом камзоле древнего покроя. Аттон встряхнул головой и пробормотал:

– Да уж… Лучше не бывает…

Купец, подозрительно щуря маленькие глазки, поводил из стороны в сторону внушительным красным носом и просипел:

– Пойди проспись, приятель… Ты выглядишь более чем дерьмово.

Аттон молча кивнул и поднялся по лестнице в свою комнату. Перед тем как войти, он оглянулся. Купец по прежнему стоял и прищурившись смотрел ему вслед. Аттон отпер тяжелый замок, чуть приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. В полумраке комнаты блеснули красным глаза.

Аттон еще раз оглянулся на лестницу, затем быстро вошел в комнату и прикрыл за собою дверь. В темноте раздался едва слышный смешок, а затем приятный голос негромко произнес:

– Ты не удивлен и не испуган?

Аттон устало зевнул и покачал головой:

– Нет. Я давно ждал чего-нибудь подобного.

– Конечно же, о чем это я… Скажи, что чувствует кукла, которой обрезали нити? Пустоту? Безысходность? Ненависть к кукловоду?

Аттон на ощупь добрался до бадьи и плеснул себе в лицо холодной воды.

– Кукла ничего не чувствует, Ваше Высочество… А я, напротив, очень даже чувствую… Что это было, там на лестнице?