Левый берег Стикса

Получив ордер, Краснов содрал со стен обои, размыл потолки (оставил в целости только кафель в туалете, в ванной и еще на одной стене в кухне), приволок циклевочную машину и добела отчистил паркет. Через неделю — квартиру было не узнать. Но вопрос с мебелью оставался открытым. Особых сбережений у Кости не было. Он ежемесячно отправлял тридцать пять рублей матери, а на его зарплату особо шиковать было невозможно. Рассчитав, что его финансов на обстановку не хватает, Краснов решил действовать поэтапно. За семьсот шестьдесят четыре рубля, в рассрочку и по знакомству, была куплена чешская гостиная. За шестнадцать с мелочью миниатюрный, как японка, кухонный столик и четыре табуретки. За девять рублей в комиссионке найден вполне приличный кухонный шкафчик для посуды. Пустые кастрюли Костя держал в духовке, так как печь не умел.

Таким образом, одна комната была обставлена полностью, на кухне уже с трудом можно было повернуться после покупки холодильника, а вторая комната была пустой, только в углу Костя держал списанный сейф, в котором хранил книги, перешедшие в наследство от старика Розенберга. По вполне понятным причинам им не было места на книжных полках.

Кроме мебели и книг, были в комнате телевизор и радиоприемник ВЭФ. За стеклами в книжном шкафу стояли старые семейные фотографии. Окно и балконная дверь были занавешены дешевым тюлем, а на кухне — неожиданно яркими ситцевыми шторками («Наверное, мать прислала», — подумала Диана). В мойке, как ни странно, не было грязной посуды. Даже чайник выглядел вполне достойно. Такой приличный эмалированный чайник, даже не очень закопчённый.

— Скажи честно, ты готовился?

— В каком смысле? — спросил Костя.

— К моему приходу. Ну, убирал, мыл, начищал?

— Ди, — сказал он. — Я, конечно, готовился, но ты забываешь, что с детства я жил в общежитии. Вернее, с ранней юности. Это привычка.

— М-да… — протянула она разочарованно. — А я уже решила, что это для меня…

Костя уже открывал коньяк.

— Ты садись. Если хочешь, давай чуток насвинячим. Я это сделаю специально для тебя, с особым удовольствием.

Диана устроилась в большом кресле, рядом с горячей батареей, уперлась в нее ступнями и почувствовала, что начинает согреваться.

— И кофе… — жалобно попросила она. — Полцарства за большую-большую чашку горячего кофе.

— Слушаюсь, мадемуазель. — Отозвался он с кухни. — Не желаете ли чего откушать?

— Костя, ты с ума сошел! На мне еще минимум три лишних килограмма, а то и все четыре.

— Да? Ты серьезно? Должен сказать, что они довольно удачно на тебе расположены.

— Глупости! Никто не любит толстых женщин!

— Глупости! — сказал Костя, внося поднос с бутербродами и бутылкой коньяка. — Девяносто пять процентов мужчин любят толстых женщин. А остальные пять — тоже любят толстых женщин, но тщательно это скрывают. Так, сейчас принесу лимон…

— А я помою руки… Где у вас тут моют руки, сударь?

— Выйди в коридор — не заблудишься. Справа не то, что тебе нужно, а слева — то.

— Откуда ты знаешь, что мне нужно?

— Ну, тогда и справа, и слева — то, что нужно. Кстати, полотенца чистые.

— Значит, таки готовился принимать гостей, обманщик?! — крикнула она из ванной.

— Каюсь!

— Принимается!

Проходя обратно в комнату, она увидела в прихожей телефон с длинным проводом и, почему-то, с волнением подумала, что во время их ночных разговоров, а болтали они иногда до поздней ночи, он говорил с ней уже лежа на диване. Эта мысль подействовала на нее возбуждающе и она, усмехнувшись про себя, решила, что если так и дальше пойдет, придется просто спасаться бегством. Совершенно без повода, если конечно не считать поводом ее приход в холостяцкую квартиру, в ней опять появилось что-то, напоминающее сжатую пружину. Конечно, она понимала, что насилия с его стороны просто глупо ожидать (о чем это вы, мадемуазель? Что за странные мыслишки приходят к вам в голову? Кто в этой комнате подумал о насилии?) , но эта внутренняя напряженность… Он был напряжен, так же, как и она… Точно! Интересно, можно ли его спровоцировать? (на что, мадемуазель? Вас-то уже и провоцировать не надо! Что бы подумала ваша мама, если бы она могла читать мысли? Мысли то у вас, как у мадам, мадемуазель, честное благородное слово. И это еще мягко сказано! Насилие… Чушь! Вас просто невозможно изнасиловать — вы не будете сопротивляться).

Стоп, сказала себе Диана. Это еще, что за штучки. Точно, Маруська возомнила. Он и целовал-то меня только в щеку. Так что — без глупостей. Тоже мне — Клеопатра. (Сейчас выпьешь коньяку и запоешь по-другому). Пошлая распущенная девчонка!

Костя налил в рюмки золотистый коньяк и передал одну Диане.