Левый берег Стикса

— Никогда. Только на ноги практиканток. Лет с двенадцати, если точно помню… А твоим архаровцам — пятнадцать. Могу представить себе, о чем они думают.

— Значит, сам об этом думал?

— Хм. Теперь я понимаю, что им надо было носить юбки подлиннее, тогда у меня было бы меньше пробелов в образовании. Впрочем, если рассматривать это, как педагогический прием для удержания внимания аудитории…

Они оба рассмеялись.

— Нет, правда, Костя, я так не могу. Они на меня смотрят во все глаза, ничего не соображают и совершенно ничего не знают. Девятый, десятый класс не могут сказать, как их зовут по-английски, двух слов не свяжут. А спортсмены из спецкласса? Жуть! Длинные, как дядя Степа. Я одному говорю:

— Встаньте, пожалуйста, когда я называю вашу фамилию.

А он мне басом:

— Диана Сергеевна, может лучше не надо.

— Надо, — говорю, — так принято.

Ну, он и встал. У меня чуть шея не сломалась.

— Лучше — сядьте.

Класс смеется — я ему по пуп. А он опять басом:

— Я же говорил — не надо.

И никто — ни слова по-английски.

— Не удивляюсь. Им это ни к чему.

— Когда сообразят, что им это нужно, будет поздно.

— Я думаю, что если и сообразят, то немногие. Так что, не переживай, Ди. Я тоже в школе особо языком не интересовался, а потом сам корячился и выучил, как видишь.

— То-то у тебя произношение, как у безграмотного индуса.

— Протест.

— Не принимается. Ты говоришь, как варвар.

— Я рад, что, вообще, говорю. Кстати, мисс, хочу вам напомнить, что я простой парень из маленького провинциального городка и обязан изъясняться на ломаном украинском, ломаном русском и на совершенном русском матерном. Остальное — сверх программы.

— Ладно. Не задирай нос. Я и так знаю, что ты отдаленный потомок Ломоносова.

Они дошли до площади. Ветер усиливался. Она тесно прижалась к нему, крепко ухватившись за локоть.

— Костя, я замерзаю.

— Ты женщина южная, нежная…

— Знаю. Поэтому южная женщина сейчас упадет замертво.

— Не успеет. Сейчас что-нибудь придумаем. Так, сворачиваем влево и быстренько-быстренько… Мадам, я приглашаю вас к себе. Партия и комсомол выделили мне двухкомнатную квартиру еще год назад, за особые заслуги, разумеется…

— Ты приглашаешь меня в гости? Вот уж не думала, что дождусь…

— Так ты, оказывается, ждала? Кстати, у тебя я тоже в гостях ни разу не был, так что квиты. Зато мы были во всех кафе в городе.

— Неужели во всех? — рассмеялась она.

— Ну, почти. Может быть, на окраинах осталась парочка, куда нас не заносило…

— Значит, если бы эти кафешки были не на окраине, ты бы меня и не пригласил…

— Мадам!? — возмутился Краснов.

— Пока еще — мадемуазель.

— Не купить ли нам бутылочку шампанского?..

— Скажу честно, хоть может даме это не к лицу, но я окоченела, как лесоруб, и хочу кофе с коньяком. Или просто коньяк, а потом горячий кофе. Нет, можно так, сначала горячий кофе, потом коньяк с лимоном, потом опять кофе…

— Но с коньяком, потом коньяк без кофе, — продолжал он со смехом, — полчасика по такой программе и ты точно будешь, как лесоруб, только, как пьяный лесоруб.

— Это лучше, — сказала Диана, прикрывая нос варежкой, — господи, я чувствую себя, как кусок мяса в испарителе. Ну, скоро мы придем?

Они вышли на Набережную, и ветер дунул с новой силой. Невольно, они перешли на бег, и влетели в подъезд Костиного дома, как пуля.

— Вызывай быстрее лифт, — попросила Диана, — шампанского он хотел. — Ты, Краснов, морозоустойчивый. Тебя на БАМ надо отправить.

— Лучше не надо. — Он распахнул перед ней дверь старого лифта, стены которого были исцарапаны и покрыты такой росписью, что аборигены пустыни Наска при взгляде на них покраснели бы от стыда.

— На надписи не смотреть, — предупредил он.

Для того чтобы не смотреть, надо было закрыть глаза. Но лучше было бы и не дышать. Судя по запаху, в этом лифте справили нужду все собаки, кошки и дети, обитавшие в ближайших двух кварталах.

— Пардон, мадемуазель. — Сказал Костя. — Придется потерпеть. Пешком тоже проблематично — восьмой этаж. И на лестнице тоже можно вступить в подарок.

— М-да. — сказала Диана, прикрывая нос, — Сильное первое впечатление. Ты знаешь, мне начинает нравиться идея с кафе на окраине.

Лифт лязгнул и остановился.

Костя занимал маленькую двухкомнатную квартиру, с крошечной кухней и неожиданно большой прихожей. Достоинств в ней было больше, чем недостатков, во всяком случае, для Краснова, впервые в жизни получившего собственный угол. После десятка лет жизни в общежитиях — это было просто раем. Квартира попала в фонды горкома после того, как ее покинула тихая еврейская семья, выехавшая на постоянное место жительства в США. Были они, наверное, из числа бедных эмигрантов, а может, сидели «в отказе» пару лет. Некогда опрятная, чистая квартира была запущена. Чувствовалось, что у отъезжавших просто до всего не доходили руки.