Левитан

В заключении я очень медленно и с трудом познавал то, что такое политика и что такое политическая система. Талантливый черт знает в чем, в изучении политики я — полный тупица. И все-таки кое-что я изобрел. Политика тюрьмы — вещь двудомная: у администрации — одна линия, а у невидимой, но ощущаемой мысли и оценки тюремного народа — другая. Каждая из линий оказывает свое воздействие на всех. В этих тисках оформляется положение каждого заключенного. Каждая — пытается внушить или отобрать у индивидуума мораль. В этих тисках необходимо твердо стоять на ногах. Прогнуться под одну из линий означает полное падение. Человек не должен ни под даваться администрации, пытающейся сломать хребет его характеру, ни подлизываться к сокамерникам — или наплевать на линию тюремного народа, который тоже не прочь поживиться на минутных слабостях. Это жизнь, где правильное функционирование в глазах обеих линий нормально, а за ошибку мстят годы и годы. Времени, чтобы проанализировать отдельного человека, — до бесконечности — как у оплачиваемых лентяев в администрации, так и в тени за решетками. Администрация знает вплоть до мелочей все, что происходит, используя при этом своих стукачей, которые, несмотря на то что и в администрации их ни во что не ставят, надеются лишь на смягчение наказания, на помилование благодаря примерному поведению, на различные поблажки во время отбывания наказания или, по крайней мере, на свидание с женой или «невестой» в отсутствие надзирателя, что, конечно, означает: штаны долой! В системе, которая тогда была еще официально «без проституции», некоторые получили в специально для этого подготовленной одиночной камере свидание с хорошенькой девицей, у которой с собой была еще и бутылка, и сигареты. За такие блага стоит потрудиться. Но и тюремный народ узнает обо всем, наверно, даже больше, чем администрация. Я не могу присягнуть, но меня убеждали в том, что у некоторых заключенных, долгое время находящихся в одиночках, проверяют носовые платки: есть ли в них семя или нет. Высший тюремный чин обрюхатил служащую из администрации — аборт делал заключенный, доктор, осужденный за «злодеяния во время оккупации». Мы знали, сколько украл завхоз. У нас были точные сведения, как жена колотит старшего надзирателя, позднее из-за нервного срыва застрелившегося. Во время войны он был ликвидатором и бессердечным мучителем пленных. Мы знали, кого и как избивали в одиночных бетонных карцерах под землей. Узнали мы и то, каково тому, кого отправили в сумасшедший дом. Как Младен умер в одиночке. Почему профессор прикрывает рукой писун, когда моется. Кто сифилитик. Сколько бухгалтер украл цемента. Кто настучал, что трое готовятся к побегу. Какие черные заросли у новой светловолосой служащей в администрации. (Это не шутка. Боханец топил печь в ее кабинете, когда она поскользнулась на паркете и так шлепнулась… ну и так далее.) Мы знаем также и то, что на меня донес вор, бывший милиционер, дескать, я читал газету и при этом отпустил какое-то злобное замечание по поводу школьной реформы. И — из столицы мы узнали, когда отправляется транспорт с арестантами в другую тюрьму.

Когда ты почувствуешь действие обеих линий, тебя вдруг озаряет понимание того, что это каким-то образом похоже на политику. Администрация — это некое тоталитарное правительство, ее начальники в столице — это историческая необходимость, а заключенные — это тихий, самостоятельно мыслящий и невидимо действующий народ. Если не учитывать всех этих факторов, легко сложить голову в застенках. Жизнь в тюрьме из-за этой динамики никогда не течет однообразно вперед, все время либо в лучшую, либо в худшую сторону. Homo politicus каждый день сдает экзамен. Ты стоишь, зажатый в тиски, время капает тебе на голову, а рядом с тобой стоят: разбойник, гестаповец, жулик, белогардист[5], карманник, старикашка, который девочкам в парке показывал своего маленького, убийца, «новый» бунтовщик, брачный аферист, игрок на «черной» бирже, информбюроевец, лишенный имущества торговец, взломщик, растратчик, гомосексуалист, фальшивомонетчик, насильник, оккупаторский приспешник, дезинформатор, распространитель вражеской пропаганды, организатор проституции, мясник, тайно заколовший теленка, следователь, который злоупотребил допрашиваемую, директор, уничтоживший предприятие, драчун, ударивший милиционера, мужик, которому во время торжественной речи на площади приспичило посрать, поп, неосмотрительный в проповеди, офицер, застреливший жену, организатор движения сопротивления после войны, шпион и целый ряд людей, которые и вправду не знают, за что их осудили. В газете, если она попадает нам в руки, мы читаем о том, кто к нам присоединится через некоторое время: какой-нибудь грабитель, вор или писатель с какими-то своими идеями, как строить социализм.