Левитан

После ужина дверь отворилась, и в комнату вошел тот прилизанный мужлан, о котором я уже рассказывал. Провокатор. У него была задача выведать, как я реагирую на процесс и приговор. Он переночевал у меня, а с утра за ним пришел шеф охраны, который вел себя так, будто исправляет ошибку.

— А вы что здесь делаете? — окрикнул он моего гостя. — Соберите свои вещи! Идите сюда!

Позже я узнал, что его частенько подсаживали в камеры интеллектуалов. Он вытягивал из них тайны. Позже он стал арестантским «шефом культуры» и достаточно свободно передвигался по тюрьме.

Те три веселые арестантки в серо-голубых полосатых халатах — одна толстая, одна старая, третья почти взаправду красивая — действительно махали, вещали, смеялись; та толстуха любила показывать груди, она была чертовка до мозга костей, ее девизом было «благодаря сексу его (чёрта) нет» — а поскольку буква «ф» в сурдоалфавите — это движение вниз между грудями, то она частенько показывала их голяком, а две другие смеялись. Неожиданно все три пропали, а в амбулаторной комнате поселились какие-то старики. Через некоторое время Горник сообщил мне, что их поймали на каком-то прегрешении и переместили. Он узнал это от чистильщиков. Кто такие эти чистильщики корпуса? (Дело в том, что это заключенные, которые выносят параши, раздают еду, занимаются уборкой, и часто у них есть и «чистильная комната», а если нет, то их штаб располагается в комнате охраны! Очень важные персоны.) Да, шеф чистильщиков — бывший гестаповец — настоящая тайна. Надзиратели корпуса находятся чуть ли не у него под командованием. Если он захочет, то может оказать любую помощь. Ростом около метра восьмидесяти, широкоплечий мужчина, но с абсолютно черно-серым лицом, из глубины которого сияли почти что серебряные серые глаза. У него под началом были два чистильщика, которые его слушались как часы. Горник рассказал мне, что они не смеют даже «пернуть» без разрешения своего «шефа». Он сразу же среагировал на меня. Велел, чтобы мне принесли книги. Я был рад. Только что они мне принесут? Ну, дверь отворилась, снаружи на стуле лежал поднос с книгами, а рядом с ним стоял арестант в выглаженной робе и длинными волосами. Он подал мне «Antidühring»[21] Энгельса. Делая вид, что не знает меня. А когда-то это был известный партизанский командир. Его арестовали за симпатии к Востоку, но потом неизвестно как он «ушел из-под ареста». Когда его вновь арестовали, за ним следом посыпались еще тридцать-сорок человек. Среди них и один мой знакомый, одолживший ему немного денег — за это он получил шесть лет. Они вместе были в партизанах. Выглаженный бывший командир испытывал особую радость от того, что носил мне книги Маркса и Энгельса, от «Капитала» до «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта», а потом перешел на Ленина. Однако Горник мне рассказал, что получает романы, но за это иногда отдает сигареты. Кто сумел завоевать особое расположение библиотекаря, получал даже какой-нибудь довоенный приключенческий роман, вообще не записанный в картотеку под своим настоящим названием. Якобы у некоторых интересных книг был вырван титул, а на его место приклеен листок с ложным названием. Об одной такой я знаю: у запрещенных «Трех мушкетеров» Дюма было название «Максим Горький».

Я же читал давние и тягомотные исследования. Поначалу я учился, как тот крестьянин, что пришел в город слишком поздно и искал себе ужин, но ему повсюду отвечали, что остался только суп. А супа тот ну никак не любил. Отправился он, значит, спать без ужина. Ночью же кому-то в соседней комнате стало плохо, прибыл доктор сделать клизму, ошибся комнатой и зашел в комнату того крестьянина. Тот зря сопротивлялся, его схватили и залили полную задницу. Когда тот вернулся домой, его спросили, ну как там в городе. «Да хорошо, — отвечал он, — только если днем не захотите есть суп, вам его ночью в задницу вольют».