ЭЛИНОР. Была ужасная сцена с постелями и портьерами, и было сказано много слов.
ЭЛИС. Это комната моя не больше, чем твоя. Мы обе жительствуем здесь.
ЭЛИНОР. Теснимся, как бедняки, по трое в одной постели.
ЭЛИС. Ты любила Генри когда-нибудь?
ЭЛИНОР. Когда-нибудь? Еще до потопа?
ЭЛИС. До Розамунды.
ЭЛИНОР
ЭЛИС. Но остались картины. Она была красивее тебя.
ЭЛИНОР. О, намного. Ее глаза при свете были фиолетовыми, а все зубки ровнехонькими. А ровные зубы — это такое редкое достоинство. Она многовато улыбалась, но жевала с настоящим достоинством.
ЭЛИС. А ты ее ненавидишь до сих пор.
ЭЛИНОР. Нет, это уже прошло. Он взял ее вместо меня. И, понимаешь, это было очень тяжело. Подобно тебе, она сидела во главе стола у Генри. А это мое место.
ЭЛИС. Потому ты и отравила ее.
ЭЛИНОР. Досужие россказни простолюдинов. О, я молилась о ниспослании ей гибели и пела песни, когда ее не стало. Но даже у Цирцеи были свои пределы. Нет, я никогда не травила Розамунду. А почему ты не радуешься? Генри живет с тобой. Ты должна быть умнее меня.
ЭЛИС. А тебе идет зеленое. Ты должна всегда его носить.
ЭЛИНОР. Ты что, завидуешь мне?
ЭЛИС. Я пыталась жалеть тебя, но жалость оборачивается в нечто другое.
ЭЛИНОР. Жалеть? Почему?
ЭЛИС. Ты любишь Генри, но ты любишь и его королевство. Ты смотришь на него и видишь города, деревни, берега морей, налоги. А я, кроме его самого, ничего не вижу. Оставь его мне, можешь?
ЭЛИНОР. Я ушла от него десять лет назад.
ЭЛИС. Ты неприкасаемая. А я-то думала разжалобить тебя. Неужели ты всегда была такой? Много лет назад, когда я была юной девочкой и боготворила тебя, неужели уже тогда ты была такой, как сейчас?
ЭЛИНОР. Весьма вероятно. Детка, я сокрушена и пришла, чтобы отдать ему все, что он попросит.
ЭЛИС. А ты знаешь, что бы я хотела получить на Рождество? Мне бы хотелось увидеть, как ты будешь страдать.
ЭЛИНОР
ЭЛИС
ЭЛИНОР
ЭЛИС. Я не дрожу.
ЭЛИНОР. В рождественском камине бревна трещат. Ты что, плачешь?
ЭЛИС. Нет, мадам.
ЭЛИНОР. Прижмись ко мне, покрепче, не отпускай меня.
ГЕНРИ
ЭЛИНОР. Ты не замерз?
ЭЛИС. Я приготовила вино.
ГЕНРИ. Интересно, раньше звезд было меньше или столько же? Не знаю. Это так таинственно.
Что ты налила мне?
ЭЛИС. Подогретое вино.
ГЕНРИ. Ну да, конечно.
ЭЛИС. Позволь мне остаться?
ГЕНРИ. Подожди меня там. Я скоро.
ЭЛИС. Она пришла выведать твои планы.
ГЕНРИ. Я знаю.
ЭЛИС. Она хочет вернуть тебя.
ГЕНРИ
ЭЛИНОР. Да, такого.
ЭЛИС. О, поедайте друг друга, это не мое дело. Я подкидыш, и у меня никогда не будет мужа, а у жены моего любовника клыки вместо зубов, и вообще все скоро умрут. Ни римлян нет у нас, ни христиан. Зато все остальное есть, что было на арене.
ЭЛИНОР. Я горжусь ею, ведь это я учила ее риторике.
ГЕНРИ
ЭЛИНОР. Это Элис так думает. Она полагает, что желание быть любимой никогда не исчезает.
ГЕНРИ. А она права. Я удивляюсь на тебя: после всех этих лет ты — как этот свободный для проезда подъемный мост — ложишься под каждого.
ЭЛИНОР
ГЕНРИ. За твое нескончаемое здоровье.
ЭЛИНОР. О, Генри, мы так все запутали.
ГЕНРИ. Что правда, то правда.
ЭЛИНОР. Хуже и быть не может.
ГЕНРИ. Ты ужасно выглядишь, как в день Страшного Суда.
ЭЛИНОР. Я очень мало сплю, вот почему. Я запухла?
ГЕНРИ. Да трудно сказать — по-моему, это естественная дряблость кожи.
ЭЛИНОР. Я видела Ричарда.
ГЕНРИ. Великолепный мальчик.
ЭЛИНОР. Он говорит, что вы ссорились.
ГЕНРИ. А мы все время ссоримся.
ЭЛИНОР. Он считает, что ты хочешь лишить его престола.