Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Если возникают серьезные сомнения в существовании телеграммы Л. Н. Толстого в Оптину пустынь старцу Иосифу, то нет никаких сомнений в существовании телеграммы старца Иосифа в Астапово. Эта телеграмма была напечатана в указанном выше сборнике телеграмм под номером 250. Она была послана (очевидно, не самим старцем, а по его поручению) с вокзала г. Козельска 4 ноября в 19.00 с просьбой ответ прислать туда же[636]. Через два часа, в 21.10, из Астапова Д. П. Маковицкий по распоряжению А. Л. Толстой[637] послал ответ, в котором старца просили не приезжать.

Очевидно, в эти трагические два часа в Астапово шли сложные дебаты по поводу подготовки ответа старцу Иосифу, потому что в ГМТ в соответствующем деле хранится несколько вариантов ответа. Один из них особенно интересен: в нем говорится, что семья Толстого просит не приезжать старца в Астапово, и видеть больного писателя совершенно невозможно, причем из окончательного варианта ответа старцу Иосифу слово «совершенно» было вычеркнуто[638]. Таким образом, старец Иосиф был явно введен в заблуждение тем, что ответ на его запрос был послан якобы от имени всей семьи и поэтому должен был иметь для него особенный вес.

Уже после смерти писателя сестра Л. Н. Толстого, М. Н. Толстая, духовная дочь старца Иосифа, очень горевала, что старец все-таки не поехал в Астапово. Е. В. Оболенская так говорит о реакции матери на смерть писателя: «Иосиф был кроткий, смиренный монах, и мать думала, что ему, может быть, не отказали бы в свидании со Львом Николаевичем. Я спросила, как отнеслись в монастыре к смерти Льва Николаевича. Мать сказала – очень сочувственно, сердечно, с большим участием к Софье Андреевне и всей семье»[639].

Таким образом, свидетельство игумена Иннокентия интересно уже тем, что позволяет заострить внимание на двух важнейших вопросах.

1. Что происходило в Оптиной пустыни в момент пребывания Толстого в Астапово? Зачем старец Иосиф телеграфирует в Астапово и собирается ехать туда, если уже принято решение о посылке к одру умирающего писателя архимандрита Варсонофия? Или это решение еще не было принято в Оптиной пустыни 4 ноября вечером? Во всяком случае, телеграмма старца Иосифа была послана в Астапово уже после того, как оптинский настоятель архимандрит Ксенофонт получил благословение Св. Синода и епархиального архиерея послать в Астапово старца Варсонофия. Заметим, что свидетельство игумена Иннокентия об общем собрании братии Оптиной пустыни подтверждается в одной из астаповских телеграмм: о нем сообщает в свое издательство корреспондент «Речи» Н. Е. Эфрос – очевидно, со слов старца Варсонофия[640]?

2. Что происходило в Астапово в момент получения телеграммы старца Иосифа? Кто именно воспрепятствовал Толстому узнать об этой телеграмме и кто является редактором различных вариантов ответа старцу?

Конечно, прояснение этих вопросов непосредственно связано с приездом в Астапово В. Г. Черткова. Важную роль тут играет неотосланное письмо старшей дочери Л. Н. Толстого, Т. Л. Сухотиной-Толстой, в редакцию «Русского слова» от 28 февраля 1912 г. (н. ст.). Это принципиальный документ, в котором впервые публично рассматривается роль Черткова в жизни семьи Л. Н. Толстого. Само письмо готовилось в течение полутора лет, много раз переписывалось и переделывалось, а его копия была отправлена С. А. Толстой для распространения. Документ впервые был опубликован в мае 1913 г. в Лондоне М. А. Стаховичем.

Дочь Толстого подчеркивает особую роль Черткова в создании вокруг Толстого атмосферы лжи и ненависти, в присвоении себе права изменять тексты Толстого. Кроме того, Т. Л. Толстая утверждает, что Чертков и А. Л. Толстая обращались к лечившему С. А. Толстую психиатру с просьбой дать фальшивое свидетельство о ее невменяемости[641].

В письме говорится о ряде поступков В. Г. Черткова, которые кардинально изменили к нему отношение членов семьи Л. Н. Толстого.

Во-первых, это прямое признание деспотизма В. Г. Черткова над личностью писателя, которое заметно усилилось к концу его жизни: «Чертков <…> постоянно печатает о том, как отец его любил, благодарил и хвалил, но не печатает, например, того, как отец в своем дневнике не раз жалуется на упорное вмешательство Черткова в его самые интимные дела и на его упорную настойчивость в том, чтобы мой отец поступил так, как ему, Черткову, того хотелось <…> рядом с большой любовью и благодарностью отца к Черткову, он иногда тяготился его опекой. Не раз мы с моей покойной сестрой Марией и с Александрой говорили о том, как бы умерить деспотическое отношение Черткова к отцу, но так как наряду с этой тяжелой стороной его характера Чертков давал отцу много радости, – мы и не вмешивались в их отношения»[642].