Брат никогда не жаловался, судьбу принимал как должное и нес свой крест безропотно. Но вот это прощание, он почувствовал, что-то сломало, перевернуло в брате, обнажило ту связь меж ними, двойнятами, как их прежде называли, которая не давала себя знать многие десятилетия. И тут шевельнулась надежда, что быть может, еще увидит брата, но тотчас погасил в себе это чувство, прекрасно отдавая отчет , что впредь надо жить , свыкаясь с невозможностью встреч с близкими и друзьями, оставленными за чертой.
...Уход старшего проводника давал некую гарантию. Впрочем, иностранцы, удалившиеся в Варшаву, как он понимал, отправились на прогулку с полной уверенностью, что по возвращении застанут вагон. Ничего не оставалось делать, как пройтись хотя бы по ближайшим улицам. В сравнении с московскими они были и шире и пустыннее. Первые этажи домов, блистая витринами магазинов, удивляли обилием тех вещей, за которыми по Москве ошалело охотятся, надеясь на счастливую случайность. Автобусы и трамваи - яркие, элегантные, проносились мимо.
В сквере с памятником последней войне - гранитная фигура солдата с автоматом среди зелени лужайки.
Он поразмыслил о том, что хотя он сейчас в городе, в котором безумно хотел быть вот уже двадцать пять лет, эта прогулка тяготит, что каждый шаг - принуждение, что сейчас он не в состоянии чувствовать город, воспринять даже внешне, чисто зрительно. Он усмехнулся, пожал плечами, как бы испрашивая у города прощение, и быстро зашагал обратной дорогой. Еще на расстоянии увидел вагон, все еще сиротливо стоявший за небольшим зданием вокзала. От сердца отлегло.
Дорогой Сашка!
Мы дома практически второй день, позавчера вернулись в ульпан из Хайфы, остаток дня ушел на разбор чемоданов и наведение порядка, благо особняк господский: чемоданы опустели, а в комнатах почти не изменилось. Чисто, просторно, сверкает мраморный пол, двери на три стороны света: из холла - на крутые библейские горки, иссеченные спирально шрамами карнизов; из кухни - на Иерусалимские холмы с улицами, запруженными машинами, кварталами старых и новых домов (в подзорную трубу отлично все видно). Главная дверь из прихожей ведет на улочку, а визави - дверь соседнего дома, за ней - натуральные американцы. Они - рыжие, длиннолицые и длинноногие, плюются словами, как попугаи, пытались говорить с нами, но, махнув рукой, теперь не реагируют. Уже сейчас заметно, насколько живут они особняком, но у них машина и они постоянно куда-то ездят.
Остальные же олим, в основном русские, очень дружно и общительно живут, нас уже начали опекать и очень кстати, иначе бы Люсе не погладить вещи (принесли утюг). С другим соседом я вчера побывал в Иерусалиме, была пятница, и я, как и следует благочинному еврею, закупил продукты на неделю. Фрукты, овощи, мясо всякое, в том числе и говяжью грудинку, мучные изделия, с том числе натуральные итальянские спагетти, да и еще что-то такое, что и не вспомнить, но тащить сумку было действительно трудновато. Впрочем, от базара до остановки автобуса - сотня метров, столько же и здесь, а ехать две остановки, чуть больше десятка минут.
Нам повезло, живем в полнейшей тишине среди зелени в особняке, где пол на уровне, вернее чуть выше, на пядь, газона, окружающего дом, где окрыты двери на три части света, а рядом - рукой подать - Иерусалим. Завтра, как мне сказали, меня повезут в Иерусалим, в банк, там, вероятно, будет оформляться чек, по которому я затем буду получать свои 750 лир на жизнь в месяц, да еще что-то на подорожные, да еще что-то плюс к тому.
Впрочем, свои дела я не утаиваю и потому об этой стороне жизни от меня будет идти точная справка. Здесь, в этом ульпане, где собирается некая элита олим, нет столовой. В каждом доме - прекрасные кухни с газом, горячей и холодной водой, большим холодильником с морозильной камерой такого объема, что все виды мяса, вчера купленного в парном состоянии, да еще живой карп, без труда разместились там, да так окаменели, что сегодня карпы полдня возвращались к жизни, правда, затем, чтобы угодить на сковородку.
Живут здесь, как, впрочем, в любом другом ульпане, до постоянного устройства, но не более двух лет, хотя, говорят, умудряются и далее. И если есть столовая, то сохраняется на весь срок и питание. Здесь же через полгода, если еще не устроился, надо выбивать деньги на питание, это труднее, хлопотливее, но реально. Впрочем, большинство уже на втором-третьем месяце ищут работу и находят, там же получают квартиры. Нам труднее, но есть рядом город, где всякие курсы для переквалификации и большинство наших соседей с утра, с восьми до часа, - на иврите, а после обеда едут в Иерусалим. Так и мы будем заниматься, а дети - в садике. Очень плохо, что приехали даже без знания алфавита, потому что почти все знают больше и нам будет очень трудно.