Лев Незнанский. Жизнь и думы. Книга 1(СИ)

Твое сотрудничество с журналом так печально закончилось. Мне больше всего жаль Краснова.

...Видимо, тебе нужно крепко и надолго закрепиться на твоем новом поприще (в театре Горелика). Как называется твоя должность по штатному расписанию? Здесь, в Свердловске, все в крепких "ежовых" рукавицах.

Рита.

... Я не хвастаю, дядя, и не стараюсь увести Вас от сути сегодняшней проблемы. Поймите меня, как любил говорить покойный Никита Сергеевич, правильно, - решение уехать ни у меня, ни у моей жены возникло не на пустом месте и менее всего по причинам материальным, связанным с естественной потребностью в различного рода благах. Поверьте, дядя, в этом плане то, что у нас есть, - более, чем достаточно, даже тогда, когда я не зарабатываю, как скажем, сейчас, а сижу дома с детьми. Я всегда довольствовался только самым необходимым в практической жизни. Моя жена , к счастью, более того, - она просто не замечает эту жизнь, модные нынче представления о комфортности не только чужды ей, она их не воспринимает, т.е. приходится признать, что мы - чета аномальная. Мы, понимая это, естественно, и не навязываем своих представлений. И в этом смысле Ваша озабоченность обоснована - мы чужие не только здесь, но и такими же будем в том обществе, которое называют " обществом потребления".

(Так и случилось - и в Израиле, и в Ирландии, и в Америке)

По этому пункту хотелось бы сразу договориться - Вы принимаете, Вы верите - у нас нет корыстных побуждений ни в какой, даже ничтожной степени.

Чтобы мне более упростить условия нашей задачи - выяснение обстоятельств, назову еще один пункт - национальный. К сожалению, для меня выглядит он не так просто и схематично, как представлена эта проблема в Вашем письме. Но, соглашаясь с Вами принципиально, я сразу же оговариваю одно условие - тамошняя специфически еврейская жизнь, а я о негативных сторонах израильской жизни знаю почти все, почти целиком будет враждебна, точно также, как на протяжении многих лет мне здесь не давали забыть, что я еврей, и в результате - я им стал; правда, повторяю, не в такой степени, чтобы национальное чувство стало определяющим.

Только, дорогой дядя, не надо это понимать слишком прямолинейно и упрощенно - акции могли быть направлены не прямо против меня, это могли быть события конца сороковых, когда якобы по "делу Голды" группа моих школьных однокашников получила сроки (тогда они были, действительно, архидалеки от еврейства), а получили их за сионизм, когда Вы, дядя, не без оснований уехали из Москвы, поскольку с космополитами боролись не только печатным словом, дурно пахнувшими фельетоном и анекдотом, но и казенным железом.

Это могли быть события 13 января 1953 года, когда я оставил службу, сделав четкое и недвусмысленное заявление и затем много дней, вплоть до сообщения об аресте Рюмина, ждал с заранее заготовленным мешочком с бельем.

Это были события и прямо направленные против меня - они не идут в сравнение с тем, что я перечислил на скорую руку, их было в жизни много больше, но те, что я сам встречал на своей дороге, оставили свои следы не только в памяти, но и сердце.

Если бы мы сидели сейчас рядом , я мог бы рассказать Вам и о том, как это было в детстве, когда, поддаваясь общему антисемитскому окружению, мы, дошкольники, били детей - евреев, которым просто не повезло с наружностью, с полной очевидностью выдававшей национальную принадлежность. И как было много раз позднее, когда я не только стыдился того, что я рожденный еврей, но так или иначе своей пассивностью содействовал проявлениям великого зла, каким является антисемитизм.

В конце прошлого столетия великий русский философ Влад. С. Соловьев опубликовал работу "Стыд России". Я прочитал эту работу взрослым человеком и был потрясен тем, что я так близок был к величайшей подлости. Я смыкался с теми, кто во спасение России разжигал ненависть к евреям - из страха, из ложно понимаемого чувства собственного достоинства, из эгоизма и пр. То, что я стал евреем - заслуга не моя, точнее, не столько моя личная, сколько возникшая от случайности, биологически предопределенной. Все вокруг меня с первых шагов по сей день, вся жизнь, выталкивала меня на путь, единый с еврейством , с очевидностью судьбы. Вы отлично понимаете: я сопротивлялся, потому хотя бы, что мне от природы совершенно чужд какой бы то ни было вид или форма национализма или шовинизма (это проверено было в Средней Азии, где я пробыл два года)...

из воспоминаний челябинского старожила: