— Мое имя Асамон. Похоже, бедняга Тисамен стареет, коли в два дня забыл это. Вот твоя гемма.— Он поднял руку с болтающейся на шнурке геммой и продолжал смотреть девушке прямо в глаза.— Ты получишь ее назад. После гекатомбы. Я буду ждать у северо-западных ворот в Альтис, подле Притания.
Он отступил.
Это была дерзость неслыханная. Подобного тона, похожего на приказ, ни один из спартанцев даже мысленно не мог представить себе по отношению к девушке. Повисла грозная пауза. Сейчас достаточно было Хрисе сделать небрежный жест рукой или нахмурить брови, и — расправа была бы короткой. Никакие последствия и угроза наказания не остановили бы спартанцев. Но Хриса молчала. Тогда, глядя в сторону, Селеад угрюмо обронил:
— Твой друг, мне кажется, изрядный наглец. Передай ему это.
— Не знаю, не замечал,— пробормотал Гнафон, не слишком, впрочем, уверенно. Тисамен, желая свести все к шутке, рассмеялся.
— Хорошо. Считай, ты нас уговорил. Мы придем туда после гекатомбы, все вместе.
— Ты плохо понял меня, Тисамен. Речь идет не о тебе. Но если ты непременно хочешь встретиться, я готов. На скамме.
— Клянусь Зевсом,— Тисамен усмехнулся,— Афины объявляют Спарте войну.
Асамон не отвечал.
— Посмотри туда, афинянин,— продолжал Тисамен, указывая рукой на золотой щит с изображением Медузы Горгоны на фронтоне храма Зевса.—Ты, я вижу, забыл, что гласит надпись на том щите, и кто его туда повесил? Селеад, напомни ему.
Селеад приблизился к Асамону вплотную, глаза в глаза, и, медленно выговаривая каждое слово, продекламировал:
«В храм сей щит золотой спартанцы после Танагры
Вместе с союзным своим войском его принесли
В дар, победив агривян... афинян! а также ионян,
Взятой добычи врагов — это десятая часть».
— Или ты хочешь, чтобы мы повесили на храме еще один щит? — осведомился Тисамен.
Афинянин пожал плечами.
— Вначале никогда не знаешь всего, что будет потом.
— О нет, не скажи! — с важным видом вступил Гнафон.— Спартанцы превосходные воины, это знают все. Но любовники из них ужасные. Это тоже все знают. Прекрасная Елена, супруга спартанского царя Менелая, великого стратега, сбежала от него с простым пастухом! Но что из этого? У каждого из нас свои недостатки и свои достоинства. Одни хорошо владеют мечом, другие... Так надо ли ссориться, друзья? Кстати! Прекрасная Хриса, когда ты пойдешь на свидание с моим другом, вели своей абре сопровождать тебя,— лукавец сделал паузу и со значением подмигнул фракиянке.— И передай ей, что мы гораздо щедрее на расходы, нежели наши мужественные спартанцы.
Он подкинул на ладони золотую монету, достоинством в один статер. Попробовал золото на зуб. Смешливая фракиянка прыснула в ответ и закрыла зардевшееся лицо руками.
Эта реплика могла стать последней каплей в чаше терпения спартанцев, если бы не Хриса. Она молчала по-прежнему и лишь слегка закусила губу. Но Асамон наградил приятеля таким бешеным взглядом, что тот невольно отшатнулся. Вне себя от гнева Асамон приблизился к девушке и решительно протянул ей гемму.
— Я женщин на деньги не покупаю. Возьми. После его слов я не считаю себя вправе делать тебе предложения.
Голос его дрожал. Хриса не двинулась с места. Но грудь ее часто вздымалась, выдавая волнение, и на щеках проступил легкий румянец.
Герод, который в продолжение всего разговора не вымолвил ни единого слова, но при этом внимательно следил за девушкой, сделал короткий, властный жест. Спартанцы, все трое, удалились и встали в стороне. На лице Герода не дрогнул ни один мускул, и можно было только догадываться, чего стоило ему это благородное решение.
Гнафон, обескураженный, ничего не понимая, последовал однако примеру спартанцев и также отошел в сторону. Но вскоре он утешился и что-то весело нашептывал на ухо смазливой фракиянке, явно пользуясь ее благосклонностью.
Асамон вдруг ощутил с внезапной пронзительностью, что он и Хриса остались совершенно одни. Друг против друга. Что в эти самые мгновения между ними нет больше постороннего внимания, чужой подозрительности и недоверия, ненужной другой любви, как нет и собственных обязательств и злой необходимости платить за все это той же самой монетой. Казалось, рухнули затхлые стены, которые разделяли их. Свежий воздух, словно запахами моря напитанный ее присутствием, ударил Асамону в лицо и отозвался в теле волнующей дрожью. Они долго молчали, и молчание не обременяло их. Оно было исполнено тайного, всепоглощающего смысла, когда каждый со сверхъестественной обостренностью угадывал в себе переливы настроений чужой души, ее внезапные порывы, трепет, обрывки мыслей, смятение и согревающую вдруг надежду. Так чуткий зверь ловит случайные запахи, наносимые из темноты свежим дыханием ночного эфира и складывает их в картину, исполненную для него вполне реального смысла.
— Хриса... пора.
Это был Тисамен. Он подошел сзади и коснулся плеча девушки. Она рассеянно кивнула и, помедлив, покорно отправилась следом.
Глава 6