Лев Африканский

На султана это произвело впечатление, и он сдал Зеруали весь Риф, а в придачу отрядил с ним сотню арбалетчиков, три сотни конников и четыре сотни пеших, чтобы тому было легче справляться с населением.

В течение пяти лет налогов и податей было собрано неизмеримо больше, чем прежде, но жители Рифа стали бедствовать. Многие подались в другие провинции страны, некоторые прибрежные города подумывали даже перейти под власть кастильцев. Чувствуя, что дело дрянь, Зеруали уступил свою должность наместника, покинул Риф и устроился на житье в Фесе. Сохранив добрые отношения с султаном, он выстроил дворец и стал ворочать делами, жадный, безжалостный, но ловкач и мастер на хитроумные выдумки.

Мой отец свел с ним знакомство через посредничество одного богача — переселенца из Андалузии, и изложил ему свой проект выращивания шелковичных червей. Зеруали проявил живой интерес, задал множество вопросов по поводу гусениц, кокона, слизи, выделяемой гусеницами, прочности шелковой нити и попросил одного из своих советников запомнить все вплоть до мельчайших деталей. После чего выразил удовлетворение от будущего сотрудничества с таким знающим человеком, как мой отец Мохаммед.

— Наш союз — союз ума и денег, — смеясь, заключил он.

На что отец ответил, что всему Фесу известны ум и деловая смекалка Зеруали.

— Ты вот прочел столько книг, а знаешь ли, что сказала мать одного султана прежних времен при рождении сына? «Я не желаю тебе ума, ибо тебе придется поставить его на службу сильным мира сего; я тебе желаю удачи, чтобы умные люди служили тебе». Наверное, того же пожелала и моя мать, — смеясь отвечал Зеруали.

Отцу показалось, что из всего этого выйдет толк, хотя его собеседник и попросил под конец время на обдумывание: он хотел поставить в известность султана, заручиться его согласием, а также посоветоваться с ткачами и купцами, вывозящими товар за границу. Однако, желая показать Мохаммеду свою заинтересованность, он заплатил ему вперед четыреста золотых, а также намекнул на возможность породниться.

Несколько месяцев спустя — кажется, стоял месяц шаабан этого года — Зеруали призвал моего отца к себе. Сообщив ему, что его план принят, он предложил ему взяться за подготовительные работы: определить, где уже имеются сады шелковицы, наметить, где разбить новые, набрать квалифицированных работников, построить первые червоводни. Сам султан заинтересовался этим делом, загоревшись наводнить Европу и мусульманские страны натуральным шелком и тем самым отбить у купцов охоту ездить за ценным товаром в Китай.

Отец весь светился от радости. Его мечта была близка к осуществлению, причем сверх всяких ожиданий. Он уже видел себя богачом, возлежащим на огромных шелковых подушках, в выложенном майоликой дворце, знатнейшим человеком Феса, гордостью переселенцев, близким к султану человеком, благодетелем школ и мечетей…

— Чтобы скрепить наш договор, что может быть лучше, чем кровный союз? Нет ли у тебя дочери на выданье? — спросил Зеруали.

Мохаммед, не долго думая, пообещал ему руку Мариам.

Я узнал об этом случайно, спустя несколько дней, и отныне многое в моей жизни должно было измениться. Сара-Ряженая явилась со своим товаром в гарем Зеруали.

Разговорам о новой женитьбе их мужа и шуткам по поводу его мужской неутомимости не было конца. Обсуждалось и то, как это скажется на теперешних фаворитках. У Зеруали уже было четыре жены — ровно столько, сколько было разрешено иметь по закону одновременно; значит, ему предстояло расстаться с одной из них. И он, и его жены имели опыт в таких делах. Разведенная получала дом, а то и продолжала проживать под одной крышей с бывшим супругом; поговаривали, что некоторые после расторжения брака беременели, и это ничуть не волновало Зеруали.

Разумеется, Сара поспешила доложить об услышанном моей матери. Я как раз только что вернулся из школы, грыз финики и вполуха слушал женскую болтовню. Как вдруг услышал имена, насторожился и подошел ближе.

— Они даже придумали для Мариам прозвище: Шелкопряд.

Я попросил Сару пересказать мне все слово в слово.

— Ты думаешь, сестра будет счастлива с этим человеком? — В моем голосе звучала тревога.

— Счастлива? Лишь бы хуже не стало, женщинам и этого довольно.

Ответ показался мне слишком общим и уклончивым.

— Расскажи мне об этом Зеруали!

Мои слова прозвучали подобно приказу, исходящему от мужчины. Сара усмехнулась, но ослушаться не посмела.

— Репутация у него не безоблачная. Но если не очень придираться… Баснословно богат…

— Говорят, он ограбил жителей Рифа.

— Все знатные роды поднялись на грабеже провинций, и никто отродясь не отказывал на этом основании выдать дочь или сестру за их отпрысков.

— А каков он по отношению к своим женам?

Она демонстративно оглядела меня с головы до ног, особенно задержавшись на легком пушке, пробивавшемся на моем лице.

— Что ты понимаешь в женщинах?

— Я знаю то, что должен знать.