— Есть и вторая сторона медали, — мрачно продолжала Катя. — Не все девочки соглашались на сексуальные отношения. Некоторые категорически отказывались от предложенной чести, и тогда Василий Олегович в гневе избавлялся от них. Самых строптивых отдавали Роману, а тот продавал детей богатым высокопоставленным педофилам, которые в отличие от Василия Олеговича любили грубый секс и насилие. Сутенеру отдавали и детей, которые не нравились Самойлову.
— Потрясающая картина, — возмутилась я. — Конечно, девочки знали: полюбишь папочку — получишь пряник, показываешь характер — считай, ты покойница. Теперь у меня возникло еще больше сомнений в искренности чувств Светы к Самойлову. Глаголева боялась оказаться у Романа, Суханова тоже. Мало ли что взбредет в голову благодетелю, понадобятся новые воспитанницы, вот он и избавится от прежних. Конечно, несчастные девочки клялись в любви к развратнику и мечтали снова очутиться с ним в койке, получить, так сказать, охранную грамоту.
— Василий никогда не обижал бывших любовниц, — вздохнула Катя. — Он…
— …был отличным человеком, — язвительно перебила ее я. — Добрым волшебником, королем, награждавшим за верность, и убивавшим тех, кто его не любит. А ты ему помогала!
— У Самойлова был на меня компромат, — понизила голос Катя. — Не спрашивай какой, не расскажу. Я была его служебной собакой. Да, помогала, но спроси, скольких девочек я спасла от Романа! Что я могла поделать? Только беседовать с подростками, растолковывать им происходящее, объяснять, как следует себя вести в нашем приюте!
Я зажала руками уши:
— Бред! Понимаешь, в чем ты признаешься? Ты толкала девочек в лапы мужаизвращенца!
— В противном случае они бы очутились в когтях педофиловсадистов, — приняла удар Екатерина. — Как мне следовало поступать?
— Обратиться в милицию, — гаркнула я.
Самойлова засмеялась:
— Вынырни из тумана. Клиенты Романа очень богаты и влиятельны, любое дело замнут, уж поверь.
— Что ты за человек! — горько сказала я. — Боялась, что на свет выползут твои личные мерзкие тайны, ради собственной безопасности потакала преступнику. Василий Олегович не один год издевался над детьми. Надо же до такого додуматься — основать приют на потребу сексуальному маньяку!
— Ты ничего не поняла и никогда не поймешь, — возразила Катя. — Наоборот, я спасала девочек. Сколько бы из них умерло в детдомах или пропало без вести после того, как их вытолкнули во взрослую жизнь? А я вручала воспитанницам ключи от светлого будущего!
— В особенности тем, кто попал к Роману, — уточнила я. — Им очень повезло. А теперь посмотри на Свету! Потвоему, она нормальна?
— Я не псих, — зашипела Глаголева. — Это Лизка была с кривой крышей! Ирка ко мне приперлась ночью, говорит: «Суханова оборзела, выгнала меня из каюты, силой вытолкала и приказала: «Молчи, иначе с палубы завтра тебя сброшу, ты плаваешь стилем «топор», вмиг потонешь. Мне надо с папочкой без посторонних поговорить, рассказать ему о своей любви». Я возмутилась! Какого хрена она на себя одеяло тянет! Я папочку люблю больше всех, но мне и в голову не придет так хамить. Ну я и побежала в каюту, где Лизавета без спроса расположилась! Та заорала, а я ей подушку на лицо кинула и прижала! Я не хотела убивать! Ейбогу! Случайно все вышло!
— Ты задушила Суханову, — потрясенно сказала я. — Потом забежала в туалет…
— Меня тошнило, — жалобно уточнила Света.
— …потеряла заколку, — медленно говорила я, — решила замести следы, выбросила красную подушку, притащила черную. Это глупо, но ты почемуто подумала, что количество думок на диване должно остаться прежним. Управилась ты быстро, а потом затаилась в коридоре, увидела, как Катерина спешно убирает все, что может намекнуть на пребывание в каюте Василия Олеговича, и решила свалить свою вину на Самойлову!
Света заколотила кулачками по дивану:
— Она не любила папочку! И Лизка тоже! Он должен был остаться со мной!
Я повернулась к Кате:
— Можешь полюбоваться на дело своих рук! Стокгольмский синдром! Глаголева безумна! Наверное, и Иру она убила.
Светлана потухла, словно задутая ветром свечка:
— Нет, ей правда плохо стало. Я вернулась к себе и рассказала Поповой: «Катя Лизу задушила. Нам надо сказать, что мы обе директрису видели!» А Ирка прям посинела… потом захрипела… я ее еле водой отпоила. Но утром за завтраком она мне нормальной казалась.
Катерина начала ломать пальцы. Света бросилась ей на шею:
— Я не виновата! Я не хотела! Лиза папочку не любила, она боялась, что он про нее забудет и ее Роману отдадут! Простите меня!
Самойлова обняла рыдающую девочку:
— Конечно, солнышко, я с тобой. Больше никому ни слова!
Глава 35
Пока я сидела в каюте Кати, теплоход плыл в сторону Вакулова и, в конце концов, пришвартовался. На причале нас ждали две машины «Скорой помощи» и местные милиционеры, все, как на подбор, пузатые, одышливые, со вспотевшими лбами. Один из них моментально ринулся к Юре и отрапортовал:
— Виталий Матвеевич уже седьмой раз из Москвы звонит, волнуется, ваш сотовый недоступен.
Шумаков, подавив улыбку, ответил: