Летучий корабль

— Кощей. Когда я ушла, она была жива. Наверное, он почувствовал, что Ксюша стала для меня чем-то большим… Он отравил ее, а потом смеялся мне в лицо. Сказал, что оставил для вас рыжий волос и что Настасью пора сдавать. Дьяка тоже надо было убирать, но весь спектакль затевался с одной только целью…

— Повесить все преступления исключительно на нее? Дальнейшее почти понятно, если вам тяжело говорить, то не надо…

— Чего уж там… — Она грустно улыбнулась, и в ее черных глазах на миг блеснула такая безысходная тоска, что у меня едва не остановилось сердце! — На совести Настасьи много загубленных душ. Она вертела Погановым, как хотела, и ей нравилось убивать… Я очень легко всадила в нее нож. Кощей не поверил, что мне не удалось добраться до дьяка, и ночью пошел на вас сам. Как вы спаслись — ума не приложу… От него еще не уходила ни одна жертва!

— Нам повезло, — лаконично объяснил я, — попался сумасшедший петух. На некоторых преступников кукареканье действует отрезвляюще… Олёна, я все понимаю, но тем не менее кража и убийство все равно имели место. По долгу службы я был бы обязан вас арестовать. Конечно, то, что вы пришли сами, можно попробовать оформить как явку с повинной, и тогда…

— Нет, участковый! Разве я бы просто так пошла? Умирать не хочу, а иного мне царь не отпустит…

— Ну почему же? Горох не настолько жесток, как трактуют учебники по истории. А к молодым, оступившимся девушкам тем более лоялен. Я думаю, что мы могли бы…

— Ничего мы с тобой не могли бы, Никита Иванович. — Олёна выпустила мою руку и чуть не плача остановилась. — Да посмотри же ты на меня, дитя недогадливое! Я же не человек… я…

Она стянула с головы красную ленту и, раздвинув густые волосы, показала мне маленькие рожки. Можно подумать, меня это убило на месте… Да я даже не удивился!

— Ну и что? Я видел такие у шамаханов. Вы из их орды? И хвостик маленький есть…

— Есть! И не маленький! — сердито притопнула Олёна, видимо, страшно довольная тем, что я не упал в обморок. — Не шамаханка я, а бесовка! С малолетства у родителей украденная и Кощею в холопки проданная. И быть мне в обличье бесовском, покуда…

— Не появится добрый молодец и не поцелует? — Я решительно сделал шаг вперед, обнимая ее за плечи.

— Быстрый какой… да если бы! — Она тихо вздохнула и прильнула ко мне на грудь. — Покуда срок мой не выйдет, а границ его я и сама не ведаю.

— Можно у Яги спросить, вдруг она знает?

— Вот и спроси… А меня не держи пока. Поверь, сыскной воевода, я и сама к тебе прибегу, как только сумею. — Теплые девичьи губы на мгновение коснулись моей щеки. — Ты только дождись меня… А на прощанье подарочек возьми, Бабе Яге покажи, в твоем деле милицейском, очень полезная вещь будет.

— Олёна-а-а!

Она выскользнула, что-то сунув мне в руки, и скрылась в темном проулке. Мне безумно хотелось ее догнать и… Нет! Не арестовать, а сказать ей… Как все запутано! Что я буду завтра докладывать Гороху? Как теперь прикажете закрывать следствие? Придется пойти на явный подлог и подтасовку фактов… Бабка меня поймет, Митьке и знать незачем, а с царем мы как-нибудь договоримся. В конце концов, чертежи у него, летучий корабль тоже, а истинный виновник смерти Ксении Сухаревой найден, задержан и ждет скорого суда.

…Уже в отделении я отдал Яге маленькую круглую шапчонку образца узбекской тюбетейки.

— Шапка-невидимка! — обомлела наш эксперт. — Да как же ты, голубь, таковую редкость раздобыть умудрился? Али краля твоя сама отдать сподобилась…

— Она не краля.

— Ага, помню — потерпевшая!

— Ладно, смейтесь надо мной, издевайтесь, как хотите, мне уже все равно… — Я бухнулся на скамью, положил руки на стол, поудобнее улегся сверху и задремал. Дрема плавно и незаметно перешла в тихий, глубокий сон…

— Никитушка, ты бы слазил в погреб за сметанкою. Митька к девкам царским объясняться побег, а у меня чтой-то поясница с утра так и ломит… — жалостливо попросила бабка.

Я сидел за столом, и сладкий запах свеженапеченных блинов призывно щекотал ноздри. Яга права, какие русские блины без сметаны?

— О чем разговор, бабуль? Уже иду!

Я быстренько откинул в сторону половичок, поднял тяжелую крышку погреба и спустился по ступенечкам вниз. Сметана стояла в коричневой кринке, на полке слева, ее я нашел сразу. А повернувшись, увидал ухмыляющуюся морду кота Василия, передними лапами опускающего крышку…

— Ах ты, гад! — с чувством выругался я и полез по лесенке в полной темноте. Не рассчитав скорости, гулко ударился головой. Крышка подвала легко подалась, и сквозь хлынувший водопадом свет мне навстречу протянулась мужская рука… с командирскими часами на запястье.

— Вылезай, Ивашов! Пошли быстрее, а то без тебя все ученья кончатся.

Я ошарашенно поднялся наверх и ахнул. Неизвестно какой замызганный домик, два улыбающихся сержанта, мои товарищи по прошлой службе в Москве… Где же я?! В разбитом оконце виднелась шоссейная дорога с пробегающими автобусами, на горизонте белели айсберги многоэтажек, моросил мелкий подмосковный дождь…

— Да ты что, Ивашов, не в себе?!