Летописцы Победы

— Во всем мире у меня остался один самый близкий человек — Оля (народная артистка СССР О. Л. Книппер-Чехова. — А. Ф), — сказала Мария Павловна. — Ни она, ни я со дня, когда гитлеровцы захватили Крым, ничего не знаем друг о друге. Сюда приезжали двое москвичей, обещали дать знать Оле обо мне, но по-прежнему из Москвы ни слуху ни духу. Они, вероятно, забыли о моей просьбе, так что я, пожалуй, не буду и вас затруднять.

— Ну, раз не будете, что ж поделаешь…

Время было позднее. Мария Павловна провела меня в комнату, где мне предстояло ночевать.

Едва рассвело, как я вскочил, сел за руль «виллиса» и помчался в Сарабуз, где стоял штаб 4-го Украинского фронта. Горные дороги были запружены войсками, разбитой техникой. На узле связи вызвал московского дежурного, упросил его передать по телефону Ольге Леонардовне несколько слов о Марии Павловне и принять ответ для нее. Через полчаса из квартиры О. Л. Книппер-Чеховой поступила по Бодо ответная телеграмма, с которой я помчался назад в Ялту. По дороге кто-то сообщил, что наши взяли Севастополь. Голодный и грязный, добрался я до дома Чехова, вручил сообщение от Ольги Леонардовны и погнал машину к Севастополю. (Забегая вперед, скажу, что в 1954 году мне довелось побывать у О. Л. Книппер-Чеховой и напомнить об истории, происшедшей десять лет назад.)

У Байдарских ворот стояла «эмка» с раскрытыми дверцами; в машине едва умещался офицер огромной толщины.

— Товарищ полковник, позвольте представиться — военный корреспондент «Последних известий». Верно ли, что Севастополь взят?

— А вы давно военный корреспондент? — скосил на меня глаза полковник.

— С первых дней войны.

— Так пора бы уже иметь здесь кое-что, — сказал полковник, постучав себя по лбу. — Сколько наши сидели в Севастополе?

— Двести пятьдесят дней.

— Вот именно. И вы хотите, чтобы мы вернули Севастополь за две-три недели. Поезжайте спокойно, десять раз успеете. Так-то, — добавил он внушительно.

Спокойствия я все же не обрел.

Поздним вечером на фронтовых дорогах повстречались Вадим Кожевников и Василий Коротеев; поехали в знакомую нам дивизию, штурмовавшую Севастополь.

Назавтра — 9 мая 1944 года — войска генералов Захарова, Крейзера, Мельника овладели Севастополем — городом русской славы. Прогноз толстого полковника с треском провалился, чему он, несомненно, был чрезвычайно рад.

К мысу Херсонес — к бухтам Камышовая, Стрелецкая, Круглая и другим бежали остатки гитлеровской группировки; это были десятки тысяч солдат и офицеров — с оружием и техникой. Фашистское командование надеялось, задержав наше наступление, вывезти морем свою орду, сгрудившуюся на территории примерно в 15–20 квадратных километров. Эвакуация была назначена на 12 мая. Наша разведка проникла в замыслы врага. Советские воины преодолели мощный вал, возведенный между Севастополем и Херсонесом, и овладели развитой сетью окопов и траншей. Артиллеристы в упор направили на гитлеровцев огонь орудий и «катюш». В наступление пошли танки.

12 мая прогремел последний выстрел батареи лейтенанта Ралюка. Загнанные к морю три тысячи уцелевших солдат и офицеров противника сложили оружие. На Херсонесском маяке парторг пехотного батальона Шаров водрузил кумачовый платок — скромный символ великой победы в Крыму. Через несколько минут подошедший танкист установил рядом большой алый стяг.

Майское солнце озарило поле битвы — кладбище фашистов и их боевой техники. Наш «виллис» с трудом лавирует между сожженными зенитками, автомобилями, бесчисленными воронками.

Колонна пленных бредет к Севастополю. Хвост ее далеко сзади. Среди пленных генералов и офицеров нет генерал-полковника Альмендингера, сменившего в апреле Енеке. Издав грозный приказ: «Держать до последнего солдата Севастопольский обвод, помнить, что никому не должна даже в голову прийти мысль об отходе», Альмендингер сбежал от своих войск.

А на север, чеканя шаг, возвращаются с Херсонесской косы гвардейцы дважды краснознаменной дивизии. В этот день я послал в Москву последнюю корреспонденцию с освобожденного юга нашей страны.

* * *

Война подкатывалась к Берлину, до взятия которого оставалось сорок пять дней.

На шоссе, которое вело к предгорьям Судет, среди обломков «мессершмиттов», устилавших захваченный накануне аэродром врага, виднелся КП только что прибывшей сюда авиачасти. Здесь судьба вновь свела меня с М. Ногой — теперь уже генералом, командиром дивизии. В боях между Вислой и Одером его истребители сбили 76 самолетов противника, не потеряв ни одной машины. Митрофан Петрович был все так же скромен и немногословен. Только четверть века спустя я узнал то, что он утаил во время двух наших встреч: в комплекте «Известий» за 1939 год я обнаружил фото, запечатлевшее вручение Почетной грамоты и Звезды Героя Советского Союза трем командирам, среди которых был и М. Нога.

Бывший слесарь авиазавода, командир эскадрильи, участник боев в районе Халхин-Гола, воспитанник Военной академии имени К. Е. Ворошилова, кавалер многих советских и монгольских орденов, боевой генерал-лейтенант М. Нога после войны работал в Академии наук УССР.