Ђ В этом-то и беда, Ђ горестно вздохнул Розенфельд. Ђ Больше всего евреев убили сами евреи. Но к чему я все это рассказываю? Изначально евреи не были лучше или хуже других. Христианство сделало их чудовищами. Евреи не имели права приобретать землю, не могли служить в армии, их не брали на государственную службу и тому подобное. Что оставалось делать людям, лишенным всего? Как выживать? Вы, христиане всех мастей, заставили евреев заниматься тем, что для вас считалось унизительным и недостойным. Те евреи, которых мы знали, были продуктом вашей ненависти, презрения и страха. Я всего лишь хочу восстановить справедливость и заставить вас, гоев, послужить тем, кого вы втаптывали в грязь и презирали на протяжении двух тысячелетий
Ђ Легче переделать тело, чем душу. Если вообще возможно. Сумеешь ли?
Ђ Буду стараться, Ђ буркнул Розенфельд.
Ђ Придется переписывать эту, как ее Ђ Тору?
Ђ Вполне вероятно. Священные книги пишутся не просто так, в них заключено семя, из которого произрастает душа народа.
Алексей глубоко вздыхает, расправляет затекшие мышцы. Звенят цепи, титановые поручни со скрежетом выгибаются, трещат сварные швы. Розенфельд бледнеет, рука невольно тянется за пистолетом.
Ђ Лежи спокойно!
Ђ Да я так, потягушечки … Хочешь, дам совет? Я хоть и невеликого ума Ђ интендант третьего класса! Ђ но понимаю, что прежде чем переписывать Тору, необходимо создать священную инквизицию, ибо инакомыслящие любители золотого тельца появятся раньше, чем напечатаешь обновленную книгу. Менять веру и богов дело затратное и чрезвычайно кровопролитное. Этот путь человечество проходило не раз и не два. Поверь, Яков Михайлович, я ничего не имею против евреев. И я верю, что они такие же люди, как и другие. Возроди этот народ Ђ и ты станешь выше Моисея, хотя внешне Ђ извини! Ђ на вождя не очень-то тянешь. Только следи, чтобы душу новому народу не отравили, иначе евреи опять станут всеми презираемыми и гонимыми людьми.
Розенфельд глумливо кланяется и делает ручкой Ђ мол, будет исполнено и уходит. Спустя пару мгновений в комнату гурьбой вбегают странные кривоногие существа в белых халатах и штанах. Лица разглядеть невозможно, так как у каждого на голове бандана тоже белого цвета. Словно разведгруппа в снегах Якутии. Существ пятеро. Четверо подхватывают труп, пятое издает глухой рык из-под банданы, труп уносят.
"Обезьяны, что ли? Ђ подумал Алексей. Ђ Или просто дебилы? Ладно, плевать! Надо думать, как отсюда выбираться. Когда засунут в танковую башню и швы заварят, будет поздно. Станут по кусочку отщипывать для опытов, кормить через пушечный ствол, отходы жизнедеятельности через трубочку выкачивать в отверстие для триплекса Ђ и что тогда? Надо срочно что-то придумать!"
Снизу, из глубины земли, доносится стон, переходящий в рычание. Куча трупов приходит в движение, мертвецы начинают шевелиться. Раздавленный свалившимся горем Семен глядит округлившимися от ужаса глазами, как мертвые тела скользят вниз по склону. Изуродованные трупы, покрытые кровяной коркой, движутся, как в замедленной съемке. Дождь усиливается, миллионы падающих с неба капель создают шумовой фон, в котором глохнут все остальные звуки. И только рычание неведомого существа продолжает терзать слух потрясенного трагедией послушника. Семен хочет пасть на колени, грязь под ногами разъезжается, послушник падает на четвереньки. Молится в таком положении как-то не совсем, Семен с усилием выпрямляется и застывает в неудобной позе полупоклона с поднятыми руками. Рычание обрывается, один из трупов страшно изгибается в поясе, полуоторванная голова, держащаяся на пучке жил и кровеносных сосудов, поворачивается, залитые водой глаза смотрят на Семена тускло и равнодушно, словно кукольные. Труп валится вбок, на его месте из земли торчит рука со сжатыми в кулак пальцами. Появляется вторая, опять слышен рык, из грязи показывается голова. В следующее мгновение на поверхность выбирается человек, с ног до головы покрытый грязью. Одежда висит лохмотьями, за слоем грязи невозможно увидеть лицо. Семен потрясенно молчит, слово не может вымолвить. Выбравшийся из братской могилы неизвестный громко отплевывается, стирает грязь с лица, а затем сквозь монотонный шум дождя слышится матерная ругань. Семен глубоко вздыхает и облегченно садится прямо в грязь.
Часть 2
Глава 1.