Летопись 2. Черновики

— Ирис?..

— Ирис. Ты откуда знаешь?

— Но… ты ведь не из Эс-Тэллиа?

— Мой отец был оттуда. Странник. А мама — кружевница, из Гондора.

— Ты поэтому смеялась, когда они о единороге говорили?

— Конечно! Я была совсем маленькая, но почему-то все запомнила. И о Долине Ирисов, и о единороге, и о Короле-Звездочете, и о Звезде Странников…

Она больше не улыбалась.

— А Звезда Стрaнников горит над Черными горами. Значит, это и есть та земля, куда ушел Звездочет…

— Это тебе тоже отец рассказал?

— Нет, я сама поняла. Отец… Он ведь тоже был Странник. А еще через четыре года я осталась одна. Мама умерла — чахотка. Гилдор-менестрель взял меня в ученицы… Но тебе неинтересно, наверно.

— Почему же? И догадалась ты верно: Элвир — наш брат.

Она вздохнула:

— Так часто бывает. Знаю — а откуда, непонятно. О тех землях, где бываю, о людях, которым пою… Вроде — придумываю, а оказывается — правда… Некоторые пугаются, говорят, я — ведьма.

— Ты так и не спросила, как меня зовут.

— Твое имя сгорело, — звенящим напряженным голосом; взгляд — в сторону.

Оба замолчали. За стойкой, постанывая, зашевелился кабатчик.

— А про него-то мы и забыли! — с несколько наигранным весельем проговорил Назгул. — Надо бы заплатить ему за беспокойство: нескоро еще у него полная харчевня наберется!

Бросил на стол кошелек:

— Думаю, хватит на первое время. Как ты полагаешь?

— Идем отсюда, — сказала Иэллэ.

— На ночь глядя?

Пожала плечами:

— Не в первый раз, — подумав, рассмеялась. — И я в легенды попаду: Назгул уволок! Вот ужас-то!

* * *

Они сидели у костра в лесу. Девушка казалась грустной, чем-то встревоженной, то и дело поправляла тяжелый узел бледно-золотых волос.

— А Линдэле кто назвал? — нарушил молчание Назгул.

— Эльфы, — она дернула плечом, — Я же и к Трандуилу забредала, и в Митлонд даже… Вот в Имладрисе не была. Не хочется. И в Лориэн не пустят — жаль, хотелось бы посмотреть… Трандуил поначалу тоже был не слишком гостеприимен.

— И что же ты ему пела?

— О Лесном Короле и короне из листьев клена. О медовой росе летнего утра в ладонях. О зеленоглазой королеве, говорившей с деревьями…

— Ты и это знаешь?

— Я посмотрела ему в глаза.

— Посмотри и мне в глаза. Спой.

— Тебе будет больно слушать.

— Спой. Сегодня такая странная ночь… сегодня можно.

Она подняла на него глаза и потянулась за лютней.

* * *

…Ее плечи еле заметно вздрагивали. Он взял ее маленькую руку и прижал к своему лбу.

— Больно?..

— Светло и горько, Иэллэ.

— Я тоже помню… — резко оборвала фразу, заговорила о другом. — У Гилдора была странная лютня — очень старая, черная, железные струны — как лучи звезд. Я на ней и училась играть. Она должна многое помнить — лютни ведь помнят все. Тогда я начала видеть. И мне показалось… ну, неважно. Светает. Тебе пора.

— Может, поедешь со мной, Иэллэ?

— Не сейчас. Но мне очень хотелось бы… — светлый узел волос все-таки распустился под ее пальцами. — И хотелось бы еще раз увидеть Элвира.

Еще раз?..

— Я собиралась в Итилиен — а оттуда уже не так далеко…

— Остерегись: в тех лесах…

— Я знаю. Потом, наверно, попробую дойти в Эс-Тэллиа — может, Лес пропустит. Мне нужно поговорить с одним… человеком. Наурэ. Не тревожься, я буду осторожна. До встречи…

* * *

Зов.

Он стиснул виски; беззвучный крик боли был так страшен, что он не сразу смог понять — откуда, кто это, что с ним…

Нужно торопиться.

Крылья коня вздрагивали.

— Сможешь? Так быстро, как только можно, — прошептал Король.

Зов.

Он правил конем почти вслепую; огромные крылья со свистом резали воздух. Внизу, судя по воплям ужаса, его тоже заметили.

…Он старался не смотреть на хрупкое окровавленное тело, почти не прикрытое изорванной в клочья одеждой — поспешно укрыл ее плащом. Он видел наискось разорванное орочьими когтями узкое лицо, набухающие кровью веки, из-под которых сочились темные капли, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Обхватил пальцами израненное запястье — хоть часть боли забрать, хоть немного…

— Кто… — она дернулась.

— Лежи, — хрипло выговорил он, — все будет хорошо.

— Так и не дошла… к вам… ты из Тай-арн… Орэ… руки… такие же… кто…

— Аргор.

— Король…

Она подняла веки — и Назгул невольно отшатнулся.

— Забыла… что не смогу… увидеть… прости…

Судорожно вздохнула:

— Хэлкар… видела… во сне… замок в долине… где ночь… белые цветы… замок… под Звездой… поет… он — есть?.. или… я придумала…

— Да, — он не узнавал своего голоса, — Эрн. Храм Одиночества.

— Если бы… ты смог… отнести меня туда… только… не успеешь… не доживу…

— Я сделаю это.

Он поднял ее; завернул в свой плащ, бережно прижал к себе. Кольцо на его руке вспыхнуло звездой.

* * *

— Цветы… я чувствую… какие они?..

— Похожи на хрупкие звезды, белые-белые, такие, что кажется — светятся. И река — слышишь? Чистая, глубокая, холодная — как темный лед.

— Слышу… Глоток воды…

Он опустился на колени и зачерпнул горстью ледяную воду.

— Благодарю… так… хорошо…

Он зачерпнул еще воды, попытался омыть ей лицо, но неглубокие длинные раны снова начали кровоточить. Он положил ладонь на лицо девушки, сосредотачиваясь. Губы под его рукой шевельнулись:

— Не надо… все равно… не смогу жить… — судорожный вздох, — не хочу умирать… снова…