Летопись 1 (СИ)

  – Достали, гады! – шепчет Денис. – И мазилку отравляющую забыл, как назло, теперь вот маши ручонками, как сумасшедший на прогулке!

  Козявки отвлекли внимание, переформатировали сумятицу мыслей, помогли голове выстроить логическую цепочку. Мир устроен по единому алгоритму, поведение людей мало чем отличается от поведения насекомых. Также назойливы, бесцеремонны и агрессивны.

  “Как мы похожи, – думал Денис. – Законы толпы одинаковы для всех. Индивидуальности различаются, стадо всегда стадо. Это, кстати, о роли личности в истории. Все-таки не зря одно и то же слово обозначает большое скопление животных, людей и материи – масса! Кое-кто в этом мире понял это давным-давно и решил, что его удел, так сказать, руководить этой массой, управлять и, соответственно, “снимать сливки”. Одиночных попыток было множество, но только душееды превратили идею превосходства и сливкоснимания в религию. Действительно, умный народ! Можно сказать, гениальный. Но у каждой медали есть обратная сторона, действию всегда равно противодействие и количество бед, обрушившихся на них, неисчислимо. Однако никто не желает учиться на ошибках предков, каждое поколение считает себя умнее предыдущего – и наступает на те же грабли! Оно бы все ничего, но однажды людям надоедает однообразие и тогда находятся шутники, которые вместо граблей кладут противотанковую мину. Сейчас уже никто не скажет, было это ошибкой или сделано преднамеренно, да это и неважно. Джинна выпустили из бутылки и он убил всех. Душеедов постигла та же участь, что постигла множество других народов – они исчезли, оставив после себя кучу словесного мусора в виде мифов, смутных легенд и примитивного вранья”.

   ГЛАВА ВОСЬМАЯ, Снегирев

  Окончился ливень, небеса очистились от располневших туч, солнце высунулось из-за горизонта. Рассвет прогоняет сырую ночь, оживают сумеречные кровососы, мерзкий писк голодных насекомых наполняет комнату. Алексей Павлович люто ненавидел комаров, вопли мелких вурдалаков приводили в бешенство. Глаза широко распахнулись, Алексей рывком встает с кровати, прислушивается. В это мгновение он похож на волка, чутко внимающего звукам ночного леса, даже кончики ушей шевелятся. Увы, тревога ложная, комары бьются в истерике за москитной сеткой, не в силах преодолеть пластмассовую паутину. Алексей Павлович высокомерно кривит губы, подбородок выпячивается типа я бы вас всех, но уж так и быть, живите!

  “Живите! – мысленно повторил слово Алексей Павлович. – Я жив! Я стою посреди комнаты, ничего не колет, не болит, я все слышу и воспринимаю. Я мыслю, значит существую!” В углу успокаивающе мигает зелеными глазками какой-то медицинский аппарат, растопырила три ноги стойка для капельницы, из-под кровати кокетливо выставила бедро ночная ваза.

  – Интересно, как я пользовался сей посудиной? – бормочет под нос Снегирев. – Усаживали, что ль, под белы руки и приговаривали – тужься, тужься…

   Чувствуя, что краска заливает лицо и жар гонит пот по всему телу, подходит к окну. Комары грызут сетку, вопли страждущих попить кровушки людской скребут по нервам, как железо по стеклу. Внешний мир дышит прохладой, лопухи солнечных батарей на крышах здания истекают остатками воды после ночного ливня. На фоне светлеющего неба мрачным диссонансом выделяется сторожевая вышка. Сложная конструкция из алюминиевых труб кажется тонкой и непрочной, хотя на самом деле способна выдержать ураган и землетрясения до шести баллов. Робот охранник на вершине обозревает окрестности восемью электронными глазами, сектора наблюдения пересекаются между собой и наблюдателями с других вышек, образую зону сплошного контроля во всех известных диапазонах. Любой нарушитель чуть больше кошки будет замечен и обездвижен до прихода группы быстрого реагирования. Алексей Павлович про себя называл охранных роботов осьминогами за восемь “глаз” и они ему очень нравились, эти роботы, своей похожестью на подводных чудищ.

  Спать не хотелось. Алексей тихонько выходит в коридор, стараясь не разбудить дремлющую медсестру. В холле стоит телевизор, подключенный к интернету и все оставшееся до утра время Алексей Павлович проводит за ним, узнавая последние новости с континента, очередные сплетни о “звездах” эстрады и кино, о погоде и экономических прогнозах.

  Бодрый и свежий, несмотря на бессонную ночь, Алексей Павлович стоит у окна. За стенами больничного модуля медленно звереющее солнце вытапливает лужи после ночного дождя, вода прячется в тень, уходит в землю. Короткий стук в дверь и шаги прерывают размышления Алексея Павловича.

  – Ради Бога, дорогой, простите! – виноватым голосом с порога произносит Волошский. – Я втянул вас в такую авантюру, мне нет прощения, но кто мог предположить, что банальная колючка так ядовита?

  – Невероятность события априори нивелирует вину, – с улыбкой ответил Снегирев. – Я не в обиде.

  – Точно? Вы сняли камень с моей души. Но все равно происшедшее ужасно, вы могли погибнуть!

  – Так ведь не погиб. Плюньте, доктор. Кстати, что за яд?